Фальшь и едкая ирония слетели с губ, упали на пол и беззвучно разбились вдребезги. Мысленно Леся нарисовала на паркете зубчатые треугольные осколки, покрытые мелкими трещинами, а рядом веник и совок, которые наверняка пригодятся, чтобы убрать мусор.

– Да, моя любимая сестра. – Кирилл оглянулся, выискивая кого-то среди гостей. – Ева, я надеюсь, ты не настолько голодна, чтобы съесть Олесю за ужином. Кстати, ты знала, что пираньи безопасны во время прилива? Будем надеяться, что сегодня именно такой день. Хотя я мог и перепутать…

– Кирилл, – с укором произнесла Зофия Дмитриевна, покачала головой и сменила тему разговора. – Олеся, я хочу познакомить тебя с интересным человеком. Он тоже у нас впервые, думаю, вам будет приятно побеседовать. Не люблю, когда гости скучают, и стараюсь не давать им для этого ни малейшего повода. – Зофия Дмитриевна одарила Лесю улыбкой, точно хотела добавить: «Вот видишь, я могу быть с тобой доброй и милой, если, конечно, ты мне понравишься и окажешься достойной моего сына». – Глеб, можно вас на минуточку?

Бородатый мужчина в темном костюме кивнул, но подошел не сразу. Леся встретила его внимательный взгляд и уловила легкий непокой в груди, будто та самая нить, что соединяла их на воображаемом рисунке, значительно сократилась и натянулась в струну. Он сделал шаг, второй, третий, остановился и прищурился, затем неожиданно широко улыбнулся и протянул руку.

– Глеб. – Голос оказался приятным, с чуть заметной хрипотцой.

– Леся, – ответила она и тоже протянула руку. Тепло от прикосновения побежало к локтю, плечу и растворилось, будто выпорхнуло птицей к потолку. Леся поймала себя на мысли, что ей хочется разглядеть Глеба, угадать, сколько ему лет, откуда он. Зачем? Ответа на вопрос не было. – Очень приятно. – Леся опустила руку.

«Наверное, лет сорок… У него голубые глаза. Да, борода и голубые глаза. Почему он мне кажется каким-то… загадочным? Вот его бы я точно нарисовала. На облаке. С удочкой». Смешинка защекотала в носу, и Леся сжала губы, стараясь сохранить серьезность.

– Взаимно, – с естественной легкостью произнес Глеб.

– Пожалуй, принесу шампанского, – предложил Кирилл. – Надо же выпить за знакомство.

– Да, было бы неплохо. Такие прекрасные встречи случаются раз в сто лет. – Ева усмехнулась и многозначительно посмотрела сначала на Глеба, а затем на Олесю. – Определенно мне нужен бокал игристого.

– Будь так добр. – Зофия Дмитриевна улыбнулась сыну. – Глеб, вы поможете?

– Конечно!

– Я могу взять поднос, – не находя проблемы, ответил Кирилл.

– Нет-нет, – добавил Глеб. – Я обязательно помогу, порадуем прекрасных дам вместе. – Одарив Еву волшебной улыбкой («Дорогая, я это делаю исключительно для тебя»), он направился вместе с Кириллом к столику с бокалами. Безусловно, Зофия Дмитриевна специально отправила мужчин за шампанским, ей хотелось задать Олесе несколько вопросов. Глеб это понимал и посчитал, что будет лучше, если малышка пройдет определенную закалку. Выглядит она отлично, уверенно и стойко, спокойствию можно только позавидовать. «Держись, девчонка, вечер долгий, а своего любимого сыночка Зофия Дмитриевна так просто не отдаст. Интуиция подсказывает, что борьба будет суровой и в ход пойдут абсолютно все запретные приемы. Но не паникуй, я рядом. Вырвем твоего принца из крепких рук матери-королевы! Это я тебе обещаю».

Леся замерла, ожидая первого вопроса, – конечно, Зофии Дмитриевне захочется побольше о ней узнать. Кирилл если и рассказал что-то, то совсем немного. Как-то так получалось, что во время встреч они мало разговаривали друг о друге, больше рассуждали на разные темы, шутили, смеялись.

– Какими судьбами в Утятино? – нараспев поинтересовалась Ева.

– Я приехала в гости к родственнику.

– Одна?

– Да.

– И тут совершенно случайно встретила моего брата. Ах, как романтично. – Ева мечтательно возвела глаза к потолку, а затем посмотрела на Олесю и добавила: – Хорошее платье, тебе идет. – Ее лицо оставалось спокойным, без тени иронии, но глаза сияли, будто только что Ева получила приз за лучшую женскую роль.

Взгляд Зофии Дмитриевны, наполненный холодом и любопытством, скользнул вниз, затем взметнулся вверх и остановился на правом плече Леси, вернее – на волосах. Душа мгновенно уловила тревогу, но не свою – чужую. В воздухе появились нарисованные изогнутые вопросительные знаки, которые сначала поплыли к люстрам, затем, резко сменив курс, устремились вниз и закружились над полом, будто хотели опутать ноги. «Брысь отсюда!» – мысленно сказала им Леся.

Зофия Дмитриевна отошла на несколько шагов, точно желала рассмотреть новое увлечение сына на расстоянии. Остановилась и спросила:

– К кому ты приехала? В каком доме живешь? Далеко от нас? Не собираюсь скрывать, мне бы хотелось знать о тебе как можно больше.

– Я приехала из Москвы к дяде. Он пригласил меня в гости.

– К дяде… – тихим эхом повторила Зофия Дмитриевна, и ее глаза превратились в щелки, щеки побледнели, и показалось, что дыхание стало более тяжелым. Правая рука поднялась и опустилась, оставив в воздухе невидимые круги недосказанности. Камень прыгает по воде, еле касаясь поверхности, и от него расходятся именно такие маленькие, но в то же время не имеющие границ кольца. Они расширяются, наступают и вот уже задевают песчаный берег…

– К Василию Петровичу Дюкову, – пояснила Леся. – Он живет на другом конце деревни. Думаю, вы его знаете. Его дом очень похож на ваш.

Лицо Зофии Дмитриевны дрогнуло и на мгновение стало похожим на маску. Возраст, столь тщательно скрываемый и гонимый, вдруг взял свое и начертил на лбу тонкую продолжительную морщину.

– Этого не может быть…

– Почему? – не поняла Леся и тряхнула копной огненно-рыжих волос. «Вот же я стою. Недавно приехала».

– Этого не может быть, – повторила Зофия Дмитриевна тверже и, секунду помедлив, прижав руку к груди, неожиданно засмеялась. Сначала тихо, так, что подрагивали лишь плечи, а затем громче и громче, щедро добавляя резкие ноты торжества, превращая смех в обжигающий льдом хохот. Если еще минуту назад Зофия Дмитриевна казалась неприятно шокированной, то теперь ее карие глаза сияли от колючего удовольствия, будто наконец-то она заполучила игрушку, в которую можно не только поиграть, но которую можно сломать, раздавить, превратить в пепел и развеять по ветру.

У Леси пересохло во рту, она вовсе не ожидала подобной реакции, инстинктивный страх подкатил к горлу и притормозил, давая возможность передышки. Белые жемчужные бусы больше не освежали образ Зофии Дмитриевны, они походили на тонкую напряженную змею, готовую резко устремиться вперед, к жертве.

«Рисуй!» – приказала себе Леся, и на полу мгновенно появился квадрат, часто спасающий при общении с родственниками. Линии и углы сделают свое дело. А она – в центре, практически недосягаема.