и вытаскивает фотографии. Сначала с проституткой, потом ту, где Финн с Карлоттой на приеме, достаточно близко, но не слишком, а затем вынимает распечатки их переписки, которые закрывают любые вопросы, оставшиеся после фотографий. Кора рассматривает их. Берет пачку писем и с оцепенением смотрит на них. Она не плачет. Просто откладывает листы.

– Наверное, я уже давно это знала. Конечно, он мне изменяет.

– Мне очень жаль, Кора.

– Не жалей меня. Ты сохранила мне дом и кучу денег. Теперь мне плевать на Финна. У меня не осталось для него слез. Не знаю, что сейчас чувствую, – произносит Кора, но Пейдж прекрасно понимает, что она в шоке. Еще полностью не осознала все факты. На самом деле Коре не плевать.

– Я даже приглашала Карлотту на кофе. Считала ее подругой, – ровным тоном сообщает Кора.

А потом горько усмехается, делает глоток вина, идет обратно к столешнице и приносит бутылку. Она смотрит в темноту за окном и молчит. Пейдж приходится идти напролом.

– Дело в том, что чем дольше я следила за ним и копалась в его жизни, тем больше узнавала… И не только про это.

Кора поворачивается к Пейдж, сидящей в кресле напротив.

– Что?! Что еще ты могла обнаружить?

– Мне жаль. В общем, я просто… не рассказывала тебе о том, чем занимаюсь, потому что хотела убедиться наверняка. Я должна, ради Калеба…

– О господи. Пейдж. Нет. Не надо. Я сейчас не в состоянии это слушать. Прости. Я не… Мне не все равно, но мы перебрали уже всех в округе, и если ты хочешь сказать, что опять подозреваешь Финна, теперь не лучшее время. Пожалуйста. Сегодня я не в состоянии.

– Я понимаю, но ты имеешь право знать, кто твой муж на самом деле, и у меня есть доказательства. И я решила, прежде чем пойти с этим в полицию, было бы честнее рассказать тебе, – говорит Пейдж.

Кора вздыхает и с бокалом в руках откидывается на спинку кресла.

– Он сказал полиции, что только здоровался с Калебом, когда вы приходили к нам на ужин. Сказал, что у него не было причин разговаривать с Калебом и не было его телефона. Но в его истории звонков есть номер Калеба.

– Откуда ты вообще взяла историю его звонков?

– Украла его ноутбук и получила все пароли, – объясняет Пейдж, а Кора распахивает глаза и приоткрывает рот, но ничего не говорит. – Прости, но мне надо было узнать, – продолжает Пейдж. – Я и тебе хотела помочь, но у меня все горело от… предчувствия. А потом он кое-что сказал, и все фрагменты сложились. Я наткнулась на Финна, когда следила за ним, и мы поболтали, даже точно не помню о чем. Это было в баре, но он выругался… ну, как типичный подросток, как говорят друг с другом парни… Ты понимаешь, о чем я?

– Да, понимаю, – соглашается Пейдж, как будто защищаясь, но хотя бы слушает.

Они обе смеются над тем, как раздражает такая манера разговора.

– Так вот, услышав это, я вдруг вспомнила, как за несколько дней до гибели Калеб спорил с кем-то на улице. Ничего особенного, просто на повышенных тонах. Я думала, что с приятелем. Помню, как отчетливо услышала то же слово: «Капе-ец…» Спор был коротким, и когда я выглянула наружу, Калеб уже отъезжал в своей машине, а какой-то парень уходил. Он был в красной бейсболке козырьком назад. И знаешь что? Куча ребят ходит в красных бейсболках, но эта была в стиле девяностых, с клюшками для лякросса. Тогда я не придала этому значения, пока не увидела Финна в баре в такой же старой бейсболке, надетой козырьком назад. Это он спорил с Калебом.

– И все-таки я никак не пойму, что ты пытаешься сказать, – вставляет Кора, но Пейдж не останавливается.

– Зачем им вообще было разговаривать, тем более спорить? Финн – взрослый человек. Калеб, пусть и в двадцать два, все равно оставался соседским сыном. Финн сказал, что они никогда не разговаривали, но звонил ему, это записано в телефоне, и они спорили. Почему? – рассуждает Пейдж, все больше распаляясь.

Однако Кора, услышав все это, выглядит довольно спокойной. Она ставит бокал с вином и опирается локтями на колени, сжимая ладони.

– Слушай, я думаю, это имеет объяснение, – говорит Кора.

– Так объясни, будь добра.

Пейдж скрещивает руки на груди и ждет.

– Мия недавно рассказала мне кое-что, о чем я не знала. Финн покупал у Калеба травку. Может, об этом они и разговаривали. О чем же еще? Вряд ли это что-то более серьезное.

– Что?! Нет. Такого не может быть. Калеб не стал бы… Он же был лучшим студентом. Он… А знаешь что? Почему тогда Финн солгал, не признавшись в покупке травки, когда полиция всех опрашивала? Речь ведь идет об убийстве, а он солгал, рискуя навлечь на себя подозрения из-за какой-то травки? – тараторит Пейдж, прекрасно зная, что Кора ненавидит, когда она называет это убийством, ведь полиция признала гибель Калеба несчастным случаем.

– Уверена, Финну в голову не пришло, что расследование им займется. Он просто решил прикрыть свою задницу, особо не задумываясь.

– Почему ты его защищаешь? После всего, что я тебе показала, мне трудно понять, почему ты даже не интересуешься, какие еще у него могут быть секреты.

– Ну ладно, – вздыхает Кора. – Это все?

– Нет.

– Что еще?

– Ну, интересное совпадение: Финн занимается кибербезопасностью и разбирается в камерах наблюдения, а камеры на въезде в квартал почему-то не работали.

– Они уже сто лет не работали. Управляющая компания об этом сообщала, – замечает Кора, но Пейдж все равно продолжает.

– Финн чинил машину на следующий день после наезда. Я украла документы. Там есть счет. – Пейдж протягивает копию Коре. – Повреждения бампера.

Вопреки ожиданиям, Кора опять не выглядит потрясенной.

– Пейдж. Господи, я понимаю, о чем ты подумала… Нет, это Мия в те выходные врезалась в столб на парковке у супермаркета. Вот и все. Мне кажется, ты…

– Ага, помню, ты мне уже об этом рассказывала. Но говорит ли она правду?

– Серьезно? Тебе не кажется, что сейчас ты уже зашла слишком далеко?

– У нее же есть банковская карта, на которую вы кладете деньги и можете отследить траты. «Greenlight», верно? Так вот, на следующий день на ее счет перевели пятьсот долларов. Ты давала ей столько денег? – спрашивает Пейдж, и Кора явно приходит в ужас.

– Боже мой!

Она хватает распечатку, и Пейдж понимает, что Кора возмущена вторжением в свою личную жизнь. Хотя это касается не ее, а Финна, но все равно она