Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всеми силами души надеюсь, что на этот раз переменчивый фасад явит себя моему взору.
Взбегаю по ступенькам, не желая тратить лишней секунды, чтобы не закрались губительные сомнения. Запрокинув голову, смотрю на величественное здание, на мощные колонны, вознесшуюся к небу кровлю и с облегчением вздыхаю: картинка начинает дрожать и расплываться, передо мной сменяют друг друга самые прекрасные, самые прославленные строения мира, и двери наконец распахиваются.
Меня впустили!
По блистающим мраморным полам иду мимо длинного ряда столов со скамьями, где занимаются духовными исследованиями призванные. Перед каждым — квадратные таблички из чистейшего хрусталя, каждый ищет здесь ответы на свои вопросы. А я вдруг понимаю, что не так уж от них отличаюсь — все мы здесь ради одного итого же, у каждого свой поиск.
Закрываю глаза и думаю:
«Во-первых, спасибо, что дали мне второй шанс! Я знаю, что ужасно накосячила, зато теперь я кое-чему научилась и больше такого не наворочу. И все-таки поиск продолжается. Мне по-прежнему нужно противоядие, чтобы мы с Дейменом смогли… ну, быть вместе. Роман — ключ к цели, у него одного есть доступ к противоядию, поэтому мне необходимо узнать, как с ним справиться. Что нужно сделать, чтобы добиться своего без колдовства и манипулирования и снова не попасть в ловушку? В общем, объясните, пожалуйста, как мне договориться с Романом? Я в полной растерянности, и если вы мне хотя бы подскажете, в каком направлении нужно двигаться, я буду невероятно благодарна!»
Замираю, не дыша, только слышу слабый отдаленный шорох, словно порыв ветра, а когда открываю глаза, оказывается, что я уже в другом зале. Не в том, что в прошлый раз, где по стенам выпуклые иероглифы по системе Брайля. Этот зал короче и шире, вроде прохода к зрительским местам на стадионе. Дойдя до конца, я убеждаюсь, что здесь и в самом деле стадион — вроде Колизея, только под крышей. И зрительское место всего-навсего одно, персонально для меня.
Усаживаюсь, разворачиваю лежащее рядом одеяло и укутываю себе колени. Оглядываюсь кругом: стены и колонны покрыты трещинами, как будто их построили в глубокой древности. Что дальше? Может, я должна что-то сделать?
И тут прямо в воздухе возникает разноцветная мерцающая голограмма. Присматриваюсь, вытянув шею. На картинке передо мною — семья, словно из кошмарного сна. Мать, страшно бледная, в горячке, корчится и кричит от боли, молит Господа забрать ее к себе. Ее желание исполняется: не успев даже взять на руки новорожденного сына, мать испускает дух. Душа уносится ввысь, а крошечного, отчаянно брыкающегося младенца обмывают, заворачивают в пеленки и передают отцу. Тот, горюя по умершей жене, и смотреть не хочет на сына.
Продолжение: убитый горем отец винит ребенка в своей утрате. Начинает пить, чтобы приглушить боль, а когда это не помогает, совсем ожесточается.
Отец избивает несчастного сына, едва научившегося ползать. Время идет, и однажды в пьяном угаре отец затевает безнадежную драку с противником куда сильнее себя. Окровавленное, изуродованное тело находят в каком-то переулке, но на лице — блаженная улыбка. Он избавился от страданий, а голодный, покинутый мальчик в конце концов оказывается на попечении церкви.
Мальчик с гладкой оливковой кожей, огромными голубыми глазами и золотистыми кудряшками не может быть никем иным, как Романом.
Моим вечным противником, заклятым врагом, которого больше не получается ненавидеть: Я могу его только жалеть. В церковном приюте он младше всех, да еще и слишком хрупкий для своего возраста. Он старается понравиться, заслужить любовь и внимание, однако другие дети отмахиваются от него. Вскоре он становится всеобщим слугой, удобным мальчиком для битья.
Когда Деймен поит всех эликсиром, спасая от чумы, Роману лекарство достается в последнюю очередь. Его попросту не замечают, и только Трина, вспомнив о нем, требует отдать ему последние капли снадобья.
Я заставляю себя досмотреть до конца. Сотни лет копится его обида и злость на Деймена, сотни лет преданной любви к Трине и — отказ за отказом. Постепенно Роман набирается сил и знаний, он уже способен добиться всего, чего пожелает, кроме того, что ему нужно больше всего на свете. Это единственное я отняла у него навсегда.
Я смотрю, хоть в этом нет необходимости. Главное мне уже ясно.
Зверь появился на свет шестьсот лет назад, когда отец избивал Романа, когда Деймен его не замечал, когда Трина его пожалела. Все могло быть иначе, если бы кто-нибудь указал Роману дорогу.
Голограмма гаснет, картинки тают в воздухе, свет в зале тускнеет. И теперь я точно знаю, что делать.
Встаю, коротко склоняю голову в знак благодарности и возвращаюсь в обычный мир.
Если честно, когда я останавливаю машину возле дома Хейвен, меня пробирает дрожь. В голове крутятся вопросы: «А может, не надо? Захочет ли она разговаривать или сразу вышвырнет меня за дверь, словно вышедший из моды прикид в стиле эмо?»
Этого я не узнаю, пока не попробую. Минуту на то, чтобы успокоиться, собраться с мыслями и наполнить себя целительным светом, как научила Ава. Коснувшись для верности амулета, спрятанного под платьем, вылезаю из машины и направляюсь к двери. Может, Хейвен здесь больше и не живет, у нее же теперь весь мир в полном распоряжении, но с чего-то нужно начать.
— Здравствуйте!
Заглядываю экономке через плечо и с облегчением убеждаюсь, что жилище подруги выглядит как обычно — то есть в состоянии полнейшего хаоса и беспорядка.
— Хейвен дома? — спрашиваю я с надеждой, словно подталкивая собеседницу ответить «да».
Экономка кивает и жестом приглашает меня войти. Я взлетаю на второй этаж и, не позволяя себе передумать, стучу в дверь.
— Кто там? — слышится раздраженный голос Хейвен.
Похоже, гостям она не рада. А уж когда я называю свое имя…
— Надо же, какие люди! — мурлычет Хейвен, приоткрыв дверь, но не впуская меня в комнату. — В прошлый раз, когда мы с тобой виделись, ты…
— Напала на тебя.
Она ждет, что я буду отпираться, а я ее удивлю — сама все признаю, открыто и честно.
— Понимаешь, так получилось… — начинаю я.
Хейвен меня перебивает.
— Вообще-то ты соблазняла моего парня. А он тебя к себе не подпустил, и тогда ты набросилась на меня. — Ее улыбку никак не назовешь приятной. — И что же привело тебя сюда, Эвер? Хочешь закончить дело?
Смотрю на нее так искренне и прямо, как только могу.
— Ничего подобного! Я как раз хотела все объяснить и помириться.
Сама вздрагиваю, произнеся последнее слово. В прошлый раз я его употребила в разговоре с Романом, и закончилось все не слишком хорошо.
— Помириться? С тобой, Эвер Блум? Ты притворялась моей лучшей подругой, а сама увела у меня из-под носа шикарного парня! Ау, я о Деймене, — поясняет Хейвен, видя мое недоумение. — Если помнишь, я его сразу застолбила, а ты все равно влезла и сманила его. В конечном итоге оно и к лучшему, но все-таки. Ладно, вроде бы теперь у тебя есть все, что только можно пожелать, так нет — еще и Роман понадобился! Одного бессмертного красавца тебе мало! И такая ты целеустремленная — готова меня совсем убить, лишь бы до него добраться. А потом вдруг раскаялась, перевоспиталась и приходишь ко мне мириться? Правильно я поняла?