Свернув в переулок, Эш увидел с правой стороны разрушенное здание, и придавленного большим обломком стены старика, вокруг которого с плачем кружили две немолодые женщины.

— Кто-нибудь! Помогите! Помогите! — кричала одна из них.

Но на ее призыв никто не откликался. Она попыталась приподнять обломок, но он был слишком тяжелым и даже не шелохнулся от ее усилий. Вторая женщина, закрыв лицо руками, просто плакала.

Выругавшись сквозь зубы, Эш громко крикнул:

— Живой или мертвый?

Пользоваться чутьем ворона ему сейчас совсем не хотелось, как и тратить время на мертвеца.

— Да мы уж и не знаем, сынок! — заголосила женщина помоложе. — Умолк он…

Эш подошел к старику, небрежным движением плеча разогнал по телу обжигающую воронову силу. Ухватившись за край обломка, он стиснул зубы и рывком приподнял его, высвобождая бедняге окровавленные ноги. А потом отшвырнул глыбу в сторону.

Присев к старику, Эш тронул ему шею.

— Живой, только без сознания, — сказал он, повернувшись к женщинам.

Плач внезапно умолк.

Обе женщины в порыве благодарности взглянули ему в глаза, и теперь на их застывших лицах все отчетливей становилось выражение страха и покорности. Не моргая, они продолжали таращиться на молодого ворона, при этом медленно опускаясь на колени, будто подчиняясь какой-то невидимой силе.

«Ты забыл, какой властью обладает твой взгляд на людей без стигмы, когда мы с тобой наполнены?» — спросил ворон.

На самом деле так оно и было.

Слишком давно Эш не общался с нормальными людьми — все больше с тварями всяких мастей и стигматиками.

Вздохнув, он отвернулся, чтобы дать бедным женщинам свободней вздохнуть.

— Стариком займитесь, а то кровью весь изойдет! — приказал он и, поднявшись, устремился дальше по переулку.

Улочка для обреченных тонула во тьме. Здесь не было ни одного фонаря или факела, как будто стигматикам, доживающим здесь свой век, больше не требовалось света — как обитателям могильников.

Эш сам осветил себе путь и поспешил к знакомому дому.

А потом, наконец, показалось жилище Айи.

Оно смотрело на улицу черными окнами, затянутыми бычьим пузырем, и казалось таким тихим, что Эш невольно остановился.

От недоброго предчувствия у него в груди стало холодно.

Он убрал свой свет, чтобы нечаянно не обмануться, и двинулся к дому, высматривая хоть единый проблеск свечи в окне.

— Айя… — шепотом проговорил Эш.

Он вспомнил повешенных младенцев Верры, и ее саму, растерзанную, на полу. Вспомнил подведенные сурьмой мертвые глаза кухарки Нанны из поместья. И голову прекрасной Бэл…

— Айя! — громко крикнул он, и, перепрыгнув через две ступени низкого крыльца, ударом распахнул дверь.

— Айя! — Эш ворвался в дом — и застыл, увидев прямо перед собой на полу истерзанное женское тело.

Сердце в груди больно сжалось.

Оторванная рука, залитое кровью лицо… И седые волосы, прилипшие к окровавленному лбу.

— Вдовица, — со стоном выдохнул Эш.

А в следующую минуту из темного угла навстречу пришедшему двинулась большая черная тень, цокая по каменному полу копытами. Два красных глаза мелькнули во мгле, бледное голубовато-белое мерцание обрисовало длинную морду и шею.

Эш отпрыгнул в сторону и осветил комнату, выпустив из руки когти-клинки.

И замер.

Потому что на него угольками глаз смотрела лошадь.

Или, вернее, то, что от нее осталось.

Сначала Эшу показалось, что с нее содрали шкуру, потому что все внутренности, связки и белесые ребра торчали буквально наружу. А поверх обнаженных мышц блестела и мерцала голубоватым светом прозрачная слизь.

Потом мерцание исчезло, и Эш увидел перед собой Полудурка.

На спине мерина светилась огромная круглая метка медузы.

Конь радостно фыркнул и потянулся мордой к своему хозяину за лаской.

— Полудурок?.. — неуверенно позвал мерина Эш.

Он протянул коню раскрытую ладонь, а на второй руке приготовил на всякий случай вороновы когти.

Мерин ткнулся мягким носом ему в руку, губами перебрал пальцы, выискивая угощение.

— Ах ты одержимый сукин сын! — с нежностью сказал Эш, поглаживая Полудурка по шее. — Неужто признал?..

Конь покосился на него красными глазами одержимой твари и умиротворенно фыркнул.

— Что, драться не будем? Нет?.. — проговорил парень, делая шаг к мерину. Тот снова фыркнул и положил тяжелую голову Эшу на плечо.

— Не будем, значит, — проговорил парень. Убрав когти, он ласково погладив Полудурка обеими руками. — Медуза, значит… Где же тебя так угораздило-то? В море, что ли, за мной прыгнул? Вот горе-то.

И Эш снова крикнул:

— Айя!

Оставив коня, он вляпался сапогом в вонючую кучу, ругнулся и двинулся к тонущему во мраке коридору.

— Эш? — раздался из глубины этого мрака робкий голос.

Парень остановился, словно боясь спугнуть это несмелое счастье, прячущееся где-то в глубине дома.

Он все-таки успел.

Каким-то чудом, но успел!

У Эша качнулся под ногами пол. Вся усталость минувшего дня вдруг разом легла ему на плечи. От пережитых недобрых мыслей больно забилась тонкая жилка на виске.

— Я вернулся, — внезапно осипшим голосом сказал он. — Правда, задержался немного…

Айя выскользнула из темноты на свет бесшумно, точно ее ноги не касались пола — тонкая, легкая, как призрак, укутанная в одеяло поверх платья и с растрепавшейся золотой косой. Неподвижные глаза смотрели сквозь Эша.

— Ты где?! — крикнула она, ощупывая руками воздух вокруг, отчего одеяло соскользнуло с ее плеч к ногам. — Где ты?

— Здесь, — ответил он, подставляясь ее ищущим рукам.

Айя расплакалась. Тонкие озябшие руки девушки крепко обвились вокруг его шеи. Он чувствовал, что ее пальцы покрыты мелкими порезами и ссадинами, но все равно для него это были самые нежные и прекрасные руки!

— Пришел… — сквозь слезы проговорила она. — Вернулся… А я решила, ты мне мерещишься.

— Ты совсем замерзла, — заметил Эш, крепче прижимая ее продрогшее тело с чуть затвердевшим выпуклым животом к себе. — В доме — холод собачий, и мерин еще…

— Да, твой Полудурок недавно вернулся домой. Просто взял и вернулся. Я очень испугалась, когда он пришел без тебя. Син прячет его ото всех. Говорит, он стал одержимым, и выглядит жутко…

Она ненадолго умолкла, отвечая нежной соленой улыбкой на нетерпеливый поцелуй Эша.