Он протянул руку и обнял ее, пока она оплакивала своих подруг, восставших против жестокости мира, в котором им пришлось жить.

Наконец она замолчала, овладев собой.

– И что теперь делать? – спросила она.

– Теперь? – повторил он. Сначала его голос был мягким, но когда он продолжил, то слова его звучали все сильнее и решительнее. – Продолжать делать то, чем мы занимались раньше. И мы стараемся день ото дня так, как только можем. Потому что именно этого они хотели бы от нас. Мирей, всегда есть надежда. Ход войны меняется, я в этом убежден. Немцы потерпели страшное поражение, когда русским удалось в феврале отвоевать Сталинград. Их армии теперь растянуты по всем фронтам, а союзники уверенно продвигаются вперед. Знаете, даже кутюрье становятся жертвами войны: в Германии только что был издан указ о запрете на печать в журналах снимков демонстрации мод. В общем, как видите, давление царит везде. Поэтому тем более важно, чтобы мы продолжали вносить свой вклад, потому что даже небольшой акт неповиновения все больше и больше подрывает власть Гитлера. А главное – мы должны сделать это для Вивьен и Клэр. Ведь чем скорее закончится эта война, тем больше шансов, что они смогут пережить то, что выпало на их долю, и вернуться к нам.

Она взглянула на него и увидела, что его лицо искажено страданиями.

– Вы очень любите ее, правда? – спросила она.

Минуту он молчал. Но потом ответил:

– Я люблю их обеих, Мирей.

На следующий день она отправилась вниз по течению на остров посреди реки и подкралась к ветвям ивы. Она снова прислонилась головой к грубому стволу дерева, ища поддержки, позволяя ему на какое-то время принять на себя тяжесть ее беспокойств и страхов. Несмотря на надежду, сквозившую в сказанных вчера месье Леру словах, казалось, что война никогда не закончится. И даже если это произойдет, не будет ли уже слишком поздно для Клэр и Виви?..

В протекавшей рядом воде она увидела, как в ее глубинах отражаются лица людей, которых она любила. Вот мать и отец; вот ее брат и сестра; вот малышка Бланш; Вивьен; Клэр; а вот мужчина, чье имя она до сих пор хранила в самых глубинах сердца в строжайшей тайне. Сможет ли она когда-нибудь произнести его вслух? Увидит ли она его снова?

И настанет ли когда-нибудь конец этой войне?

* * *

Дорога в лагерь была долгой, но Виви и Клэр, как могли, успокаивали друг друга, стараясь ободрить и других женщин, толпившихся в вагоне для скота. Поезд, казалось, двигался столь же медленно, как змея, пробуждающаяся от зимней спячки, вяло уклоняясь к востоку, и, очевидно, вовсе не торопясь доставить их к месту назначения.

В вагоне царила атмосфера страха и тоски, холодная и липкая, как туман, в котором большую часть дня пребывал поезд. Многие женщины безудержно плакали. Некоторые плохо себя чувствовали после перенесенных побоев.

Однажды утром они проснулись и увидели весеннее солнце, лучи которого пробирались по зарешеченным стенкам вагона. Но легкий подъем духа, который Клэр почувствовала при виде этого, длился недолго. Эти лучи осветили лицо умершей во сне пожилой женщины.

– Вот бы и остальным так же повезло, – пробормотала другая девушка, помогая Клэр и Вивьен упрятать под пальто тело старой леди и осторожно перенести его в угол. Позже, когда в тот же день поезд еще раз остановился, охранник открыл дверь вагона для скота и сказал им, что они могут выйти на несколько минут, чтобы размять ноги. Заметив тело, он небрежно вытащил его из угла и бросил на дорожки, усаженные яркими купами росших там кипрея и маков.

Все молча смотрели на это. Пара женщин, переглянувшись, затянули заупокойную молитву.

Но затем одна женщина наклонилась и сняла с трупа пальто, натянув его, уже порядком изношенное, на свою спину. При этом вызывающе огляделась.

– Что ж, теперь, полагаю, оно ей уже без надобности, – сказала она.

Кое-кто отвернулся, а вскоре раздался крик охранника, приказывавшего начать посадку, и вскоре они все снова оказались в тесноте вагоне: не оставалось места даже для того, чтобы отстраниться от ближайшей соседки, даже если очень хотелось.

Пребывание в тюрьме во Френе позволило Клэр и Виви немного оправиться – по крайней мере, физически – от тех травм, которые они получили, попав в руки гестапо. Ноги Клэр начали заживать, шрамы от перенесенных побоев оставляли после себя белесые утолщения, ногти начали отрастать, заполняя пустующие лунки… Лицо Виви тоже пошло на поправку, хотя улыбаться она могла по-прежнему только одним уголком рта – так сильно ей повредили челюсть, вдобавок у нее не хватало одного зуба. В ее груди, особенно по утрам, скрежетал кашель, доставшийся ей от сырости тюремной камеры, куда ее отправили с авеню Фош, но в разговорах с Клэр она продолжала настаивать, что с ней все в порядке. Они, как могли, поддерживали друг друга. Каждую ночь, когда поезд, гремя, двигался вперед, они сворачивались друг подле друга. И всякий раз, когда ночная темнота вызывала у Клэр слезы, как это бывало и в их мансарде, Виви брала ее за руку и шептала:

– Тише, тише. Я тут. И ты тоже. Мы вместе. И все будет хорошо.

Через несколько дней поезд, наконец, выгрузил из себя оставшихся в живых пассажиров, и женщины сгрудились на платформе странно выглядевшей станции. Кое-где были заметны таблички с угловатым готическим шрифтом: «Flossenbürg»[44].

Под лучами позднего весеннего солнца Клэр моргнула, подняв лицо навстречу его слабому теплу. Хотя она была до крайности напугана ожиданием неведомых испытаний, которые наверняка последуют дальше, она смогла кое-как собраться с силами и напомнить себе: они забрались так далеко, но выжили; возможно, худшее уже позади; а главное – Виви и она по-прежнему вместе.

Ехавших в поезде мужчин, женщин и нескольких испуганных детей офицеры СС согнали в длинные очереди, после чего последовал приказ двигаться пешком. Голодные, истощенные и мучаемые жаждой заключенные почти час спотыкались по пыльной дороге; у отставших же было всего два выхода: либо вернуться в конец колонны, либо подставить себя под прицел охранника.

Ноги Клэр вскоре охватило пламя обжигающей боли, от чего она захромала. В итоге она споткнулась: ее ступни, на которые теперь навалилась вся масса тела, не привыкли к такому весу, особенно после месяцев, проведенных в тюремной камере, а потом – в вагоне для скота; ноги охватывала судорога, она чувствовала, что вот-вот упадет. Но затем Виви взяла ее за руку, и уверенность, передавшаяся ей близостью подруги, помогла Клэр двинуться дальше.

Наконец они подошли к угрожающей и неприступной на вид сторожке, и проследовали через черные металлические ворота. По обе стороны тянулась обтянутая колючей проволокой высокая ограда, поверх которой по всей ее длине через равные промежутки были установлены сторожевые посты из каждого торчали дула пулеметов, направленные в глубь лагеря.