то, что было достойно сохранения в вечности: мудрость, наставления, священные тексты, знания.

Но знания о Проклятии Ваэссира были скудны – редкие крупицы золота, рассыпанные в речном иле. В основном встречались предостережения. Владыка карал врагов. Золотая кровь умела защищать саму себя. Проклятие Богов в вечности. Чужая смерть на плече. Жизнь, утекающая к призракам. Служение через Проклятие…

Кажется, он умудрился задремать над очередным свитком, потому что отчётливо услышал вдруг до боли знакомый голос, стучавший в висках вместе с кровью:

«Ты ещё послужишь мне, Павах из рода Мерха! Твой долг предо мной не исполнен».

Павах вздрогнул и очнулся, как от удара. Впрочем, удар и правда имел место – писец отвесил ему подзатыльник.

– Э, ты чего тут, дрыхнуть удумал? – ворчливо спросил старый Таэху. – Время – бесценно! Что ты тут вычитал только что, говори?

– Служение через Проклятие. Хайту знают, что это такое! – раздражённо ответил Павах. – Я не хранитель свитков, а воин.

Писец не поскупился на ещё один подзатыльник.

– Похоже, раньше детей вельможных родов воспитывали куда лучше и обучали более разносторонне, – поджав губы, заявил он. – Эдак мы всю мудрость рэмейскую растеряем в веках… Ну ничего, для того я здесь – восполнить твою нехватку знаний. А ты не туп, как древко копья, даже не прикидывайся.

– Вот спасибо, – усмехнулся Павах.

– По́лноте скалиться, шакалёнок, – беззлобно отмахнулся писец, отчего-то связав его с Ануи. – Служение через Проклятие – это как раз то, что мы пытаемся о тебе понять. И самое близкое, что я нашёл у нас – вот эта часть.

Торжественно он выложил перед Павахом свиток, который, помимо надписей, был украшен некогда ярким рисунком ладьи с гребцами и кормчим. Бывший телохранитель посмотрел с надеждой, но увидев знакомую вязь иероглифов, фыркнул.

– Сказка о Храбром Инени? Ты серьёзно? Сказка?!

– Я что, ошибся про древко? – нахмурился писец.

– Да ведь это каждый ребёнок знает! Сказка про то, как Владыка устремился к Малахитовому морю сражаться с бурей, грозившей накрыть Обе Земли, и пропал. Инени единственный, кто услышал его зов, единственный из всего войска, кто пришёл на помощь. Владыка победил бурю, а после наградил Инени. «Осы́пал его милостями, даровав бессчётное число вещей драгоценных и прекрасных и в придачу – богатое имение подле себя».

Павах разочарованно отвернулся от свитка, а про себя подумал, что старик уже и правда выжил из ума.

– Много времени я потратил на тебя. Почитай целый месяц уже тут с тобой сидим, – вздохнул писец, – а ты не соизволил научиться главному: сопоставлять разрозненное.

– Я знаю, что ни одна сказка и легенда не написана просто так. Но что ты хочешь, чтобы я увидел здесь?

Потрескавшийся коготь писца ткнул в один из столбцов текста, но аккуратно, не касаясь древней поверхности листа бумажного тростника.

– А какая, по-твоему, «золотая нить, прожигавшая сердце», привела Инени в сердце бури? Почему он единственный из всех услышал зов пропавшего Владыки?

Павах вздрогнул и посмотрел в текст, впервые читая его по-новому, выхватывая отдельные фразы.

– …И золотая нить, прожигавшая сердце, вела его сквозь чёрную бурю, где взор смертных был бессилен, – на зов Владыки. А как почувствовал он, что нить натянулась, запела, точно струна храмовой арфы в умелых руках музыкантши, так уж и вывел он ладью в сердце шторма и протянул руку золотому соколу… – воин поднял взгляд на писца. – Это…

– Дальше, – велел старик, ткнув в следующий столбец.

– Отяжелели крылья сокола в сражении с силой неравной, ибо никто не слышал, как созывал он войска свои на помощь.

– Не здесь, ниже.

– …Но запела струна, как испил он жизни Инени, и поверг он врагов своих. И был тогда сам Инени гибнущим соколом, а не кормчим ладьи. А как окончилась битва и отступила буря далеко от пределов Обеих Земель, предстал пред Инени Владыка в ослепительном своём величии. И прояснился тогда затуманенный сумерками Западного Берега взор Инени. И молвил Владыка слова, от которых сердце его возвысилось и освободилось…

Павах замолчал, позволяя смыслу прочитанных слов осесть в нём. В этой сказке ничего не говорилось о дарах Императора – здесь говорилось о совсем другой награде, о такой награде, на которую он не смел уповать.

– Прежде Храбрый Инени, первый кормчий, который вышел в Малахитовое море, сумел обогнуть горы и добраться до северных земель, звался Инени-отступником, – усмехнулся хранитель свитков. – А сохранилось это в истории только лишь потому, что он искупил своё преступление. Потому что имена отступников история не сохраняет… Да, Таэху многие сказки рассказывают совсем иначе.

В сердце Паваха зарождалась безумная надежда.

– Стало быть, пусть и в сказке… но так уже было, – выдохнул он. – Служение через Проклятие…

– Инени отдал свою силу и свою жизнь Владыке, придя на зов по собственной воле. Милостями и дарами Император осыпал его после смерти, подарив ему не богатое имение, а роскошную гробницу и память в веках подле себя, – тихо ответил писец.

Павах с горечью рассмеялся.

– Думаешь, я смерти боюсь или желаю «бессчётное число вещей драгоценных и прекрасных»? О нет… Сейчас я бы отдал всё, чтобы услышать зов сокола – хоть бы даже с самого Берега Мёртвых!

– Ты слышишь зов. Нить крепнет, – повторил он слова Сэбни и Джети.

– Очевидно, в жизни, в отличие от сказки, «золотая нить, прожигающая сердце», не поёт, как струна храмовой арфы. Мой господин взывает ко мне, но я не в силах найти к нему дорогу…

– Однако ты по-прежнему служишь ему.

– Да-а-а… как говорил мудрейший Джети, моя жизнь и без того изливается к нему. На том мне и сто́ит успокоиться, ведь выпускать меня отсюда на поиски никто не собирается, – Павах резко поднялся, не в силах больше смотреть на свитки. – Я устал. Отпусти меня на сегодня, мудрый.

Писец вздохнул, качая головой.

– Так ведь бежать всё равно некуда – пустыня кругом, да и ты сам себе вечный спутник, – он посмотрел на Паваха как на Паваха, на живого рэмеи, а не как на свой будущий свиток, что случалось редко. – Полноте, садись… просто побеседуем, а?

– Ты не умеешь просто беседовать, мудрый, – усмехнулся Павах, но, помедлив, всё-таки сел.

– Ты думаешь, я дальше шелестящих голосов своих друзей не слышу… и в чём-то ты прав. Но тебя я слышу, мой будущий друг, – то, что ты говоришь, и то, что не говоришь.

– Много вокруг меня тех, кто может прочесть меня, точно свиток, – развёл руками воин. – Так прочтите уже.

– Не так уж это и сложно, – усмехнулся