на циновках, скрестив ноги, и то ли дремал, то ли медитировал. На столе, к удивлению воина, сегодня не было ни единого свитка.

Оба мужчины поприветствовали старика – тихо, чтоб не напугать, но с почтением, – и тот соизволил открыть один глаз. На Сэбни он не смотрел – сразу вперил взгляд в Паваха и усмехнулся:

– Замолвил. Пойдём-ка.

Воин сдержанно кивнул, решив не подтверждать и без того невысокое о нём мнение целителя вопросом «куда».

– Руку дай, – велел старик и требовательно потянулся к Паваху.

Бывший телохранитель помог ему встать. Благодаря искусству Таэху он давно передвигался без трости и в целом чувствовал себя несравнимо лучше, хотя былая сила к нему так и не вернулась. Но просьба его удивила, а ещё больше удивило то, как старик повис у него на локте, словно проверяя его силы. Сэбни окинул их задумчивым взглядом, но ничего не сказал – только уступил дорогу, когда писец потащил Паваха прочь из комнаты куда-то в дальние помещения храма. И лишь когда они прошли по коридорам в ту часть здания, где воин никогда не бывал – а храм был поистине огромен, и его настоящих размеров Павах себе даже не представлял, – он решился спросить:

– А куда мы…

– Шшш, – зашипел старик, стукнув его по плечу, и ухмыльнулся. – Но не надейся, что я тебя сейчас из Обители выведу. Такой власти у меня нет, а ту, что есть, я уже употребил в полной мере.

– Благодарю, – на всякий случай учтиво проговорил Павах, про себя добавив: «Наверное».

Никто из тех, кто встречался им на пути, не обращал на них внимания – ни гости храма, ни другие Таэху. Бывший телохранитель уже привык, что его не замечали – это было особенностью его заключения, – но сейчас дело, кажется, было в другом. Старик как будто отводил от них чужие взгляды, если такое вообще было возможно. Вскоре путь увёл их прочь от многолюдных коридоров. Освещение понемногу становилось всё более тусклым даже для глаз рэмеи – по мере того, как они спускались на нижние переходы. В одном из коридоров Таэху велел Паваху взять настенный светильник, и они двинулись дальше.

Воин был готов ко многому – от того, что хранитель свитков отведёт его в сокровищницу или даже в легендарную библиотеку Обители Таэху, до того, что старик запрёт его в родовых некрополях под храмом, похоронив заживо вдали от всех. К чему он не был готов – так это к тому, что они спустились глубже даже самых глубоких переходов, откуда Павах уже не рассчитывал найти выход. А когда воин коснулся стены, он ощутил под ладонью необработанный камень – коридоры Обители уходили вглубь подземных пещер и терялись где-то в теле скал. Граница была сглажена древними строителями так искусно, что её не представлялось возможным увидеть.

Какая-то часть его разума шептала, что вот теперь пора бы по-настоящему испугаться, но он почему-то оставался спокоен. Похоже, после всего, что случилось с ним со дня той злополучной охоты в песках, он уже просто исчерпал силы бояться за свою участь. Да и правда ведь – собственная жизнь ему уже не принадлежала.

Огонёк светильника казался неуловимой искрой в окружающей тьме. Павах полностью доверился Таэху, который вёл его куда-то, ориентируясь не на зрение, не на слух, а на своё чёткое знание. «А если старик прямо здесь отправится к предкам, то и я вслед за ним – просто не выберусь», – меланхолично подумал воин, силясь разглядеть в окружающем мраке хоть что-то. Но лишь там, где отблески светильника мимолётом ложились на стены, Павах видел камень и, кажется, рисунки или надписи – времени рассмотреть не было, Таэху тянул его вперёд, безмолвно подгонял.

Темнота казалась живой и подвижной, полной образов, недоступных обычному взгляду. А возможно, это лишь его воображение рисовало проскальзывающие во мраке фантасмагорические фигуры. Где-то очень далеко капала вода, но Павах не был уверен, что ему не показалось, – уже некоторое время шелестящую тишину нарушали только звук его собственных шагов да шарканье ног старика. Таэху всё шёл, шёл куда-то, и воин давно потерял счёт времени, которое здесь, в недрах Обители, под толщей камня и земли вообще не имело никакого значения. Стены Обители находились под защитой иллюзии. Вполне возможно, что и многое другое здесь было лишь иллюзией, игрой сознания…

В какой-то момент старик вдруг остановился – так резко, что Павах, за локоть которого он держался всю дорогу, едва не потерял равновесие.

– Здесь, – вкрадчиво шепнул писец и постучал пяткой по полу.

Павах посветил вниз и увидел заготовленный костёр, основу которого составляли не сухие лепёшки, а драгоценное дерево. Он попытался осветить и стены, но старик схватил его за запястье.

– Рано. Ставь светильник, помогай разжигать.

Воин подчинился. Вскоре костёр уютно потрескивал, разгоняя темноту, обнажая испещрённые странными символами каменные стены. Ничего подобного Павах никогда прежде не видел – это совсем не походило ни на иероглифическую имперскую письменность, ни на знакомые ему храмовые рельефы, даже из числа более архаичных. Фигурки, в которых только очень отдалённо можно было узнать рэмеи и каких-то животных, не складывались для него в историю. Но при этом воин не мог избавиться от чувства, что соприкоснулся с чем-то бесконечно древним и важным. Казалось, эти пещеры были храмом, который воздвигли сами Боги – прежде, чем над святилищем поднялся храм рукотворный.

Огонь давал больше света, чем светильник. Своды и стены пещеры раздвинулись перед взором Паваха, но живая подвижная тьма клубилась у границ света, точно с любопытством наблюдала за гостями пещер, дерзнувшими посягнуть на здешние тайны.

Павах уловил запах ритуальных жреческих благовоний, пока ещё слабый. Обернувшись к своему спутнику, он увидел, что Таэху подсыпа́л что-то в костёр.

– Тебе потребуется вся ясность твоего внутреннего взора, – сказал старик в ответ на его безмолвный вопрос и ворчливо добавил: – Дело было б легче, будь ты жрецом, хоть бы плохоньким, но уж как есть. Попробую достучаться, разбудить твоё сознание. Нужно, чтобы ты увидел.

– Я постараюсь.

– Уж будь любезен, – фыркнул Таэху. – Побывать тут и не увидеть – вот поистине проклятие! Знал бы ты, скольким высоким, великим, могучим и мудрым в пути сюда было и вовсе отказано… Но показать тебе эти тайны – в том большой беды не будет. Ты всё равно долго не проживёшь.

– Что мне в тебе сразу понравилось, так это твоя прямота, мудрый, – усмехнулся Павах.

– Так уж сложилось, что ты достоин… я так считаю. Джети сомневался, но в итоге согласился со мной. Уж я-то