Нынешний вечер особенно прекрасен. Снег сошел, и в воздухе разлит аромат весны. Мы гуляем под полной луной, такой яркой, что ее свет отбрасывает четкие тени. Я веду Бринаха к озеру и показываю ему идеальный лунный диск, отражающийся в воде тихими вечерами, так что кажется, будто светят две луны. Мы садимся на вдающийся в озеро плоский камень и смотрим, как наши лица отражаются бок о бок в гладкой, как шелк, темной воде.

– Ни одно твое отражение не может быть таким же чудесным, как ты сама.

– А по-моему, оно мне льстит, – не соглашаюсь я. – К моему лицу годы добрее в озере, чем на суше. Но ты кажешься мне печальным, мой принц.

– Я бываю печален, только находясь вдали от тебя, моя пророчица.

– Но у тебя есть обязанности, налагаемые званием принца, – возражаю я, но ни мне, ни ему не хочется сейчас их называть.

– Как бы я хотел, чтобы ты была моей принцессой, – внезапно говорит он, и в его голосе звучит горечь, которой я прежде не слышала. Я кладу ладонь на его руку.

– Давай не будем терять время, желая несбыточного. Я довольна тем, что есть.

– А я нет! – Он кидает в воду камешек, и отражения наших лиц распадаются. Принц встает, по-прежнему держа меня за руку, и ведет под сень леса. Пока мы петляем между деревьями, вниз устремляется охотящаяся сова. Где-то поблизости сопит недавно пробудившийся после зимней спячки еж. Подойдя к мшистому стволу дуба, Бринах останавливается и, быстро прижав меня к груди, находит мои губы. Его поцелуи полны страсти. Мгновение мой разум запрещает отвечать принцу, а годы, на протяжении которых я подавляла страсть, помышляя только о своем тяжелом долге, заставляют сдерживать собственное влечение. Но потом мое тело вырывается из-под контроля. Я нуждаюсь в любви принца, и желание жарче, чем пламя, в котором горят дубовые поленья, сметает и мое сопротивление, и мою сдержанность.

– Любовь моя! – шепчет он, распуская мои волосы и проводя по ним рукой. – Мой оживший призрак, моя серебряная богиня, мое сверкающее сердечко…

Он покрывает поцелуями мое лицо, глаза, шею, жадно, страстно, дав волю любви, которую подавлял в себе столько лет.

Мои руки гладят его мускулистую спину, когда он прижимает меня к стволу дуба. Столько силы, столько власти обратилось в сладостную нежность, потому что ему нужна я!

– Позволь мне любить тебя, – шепчет принц. – Будь моей. Сейчас. Всегда. Иначе я не смогу жить. Клянусь.

У меня перехватывает дыхание. Я желаю его так неистово, что забываю обо всем.

Он расстегивает брошь, которой заколот мой плащ, и через плечи стягивает тунику, подставляя мою обнаженную плоть лунному свету. Он касается татуировок на моей бледной коже, проводя пальцами по их темным изгибам и завиткам.

– Я хочу познать тебя, во всем твоем волшебном великолепии, – говорит он, падая на колени и припадая губами к моему животу.

Я знаю, что не смогу отказать. Знаю, что никогда его не оставлю. Пусть нас судит будущее, но настоящее принадлежит нам, и оно прекрасно!

Тильда

Они так потрясены случившимся на раскопках, что оба молчат, пока едут обратно в коттедж. Лукас рвал и метал, охваченный яростью из-за состояния раскопа, разбитых вдребезги прожекторов и неудавшейся попытки извлечь из земли найденные останки. Он не стал во всем обвинять Тильду, да и с чего бы. И все же значительная часть его гнева была направлена на нее. Хотя он и не мог установить точную связь между Тильдой и катастрофическими событиями, которые так основательно испортили раскоп, он точно знал: хозяйка Тай Гвин приложила к этому руку. Когда прожектора один за другим начали взрываться, воцарились неразбериха и паника, люди быстро разбежались в разные стороны – никто, кроме Дилана и Тильды, не заметил, как падавшая мачта освещения вдруг остановилась в воздухе на полпути к земле. А если кто и заметил, то не поверил глазам и быстро вычеркнул этот образ из памяти, чтобы заняться осязаемыми и насущными делами: уборкой битого стекла и кусков искореженного оборудования в полумраке зимних сумерек. Когда поведение и речи Лукаса стали почти агрессивными, Дилан бросился на защиту Тильды, и мужчины едва не подрались, но она просто развернулась и пошла к «Лендроверу».

Тильда чувствует огромное облегчение оттого, что возвращается домой. Когда они подъезжают к коттеджу, до них доносится вой Чертополошки, и не успевает Тильда открыть дверь, как собака выскакивает ей навстречу, приветствуя с таким пылом, что чуть не сбивает с ног.

– Все в порядке, девочка, – успокаивает она питомицу, опускаясь на колени, чтобы крепко ее обнять. – Все в порядке.

Дилан закрывает за собой кухонную дверь и прислоняется к дровяной печи, потом откидывает с лица копну черных волос.

– Итак, – с напряжением в голосе говорит он. – Мне действительно нужно понять, что сейчас произошло. – Когда Тильда не отвечает, он пробует подойти с другой стороны. – Послушай, меня еще немножко трясет из-за того, что мне чуть было не проломило череп, и я не могу разобраться, что к чему. Уверен, у меня ничего не сломано и не разбито, никаких раздробленных костей, я стою целый и невредимый только благодаря тебе, Тильда.

Она отпускает собаку, встает с колен и начинает искать в корзине для дров щепки на растопку.

– Тильда?

– Я не знаю! Думаешь, я могу это объяснить? Могу объяснить хоть что-нибудь из того, что случилось?

– Хоть что-нибудь из чего? Это как-то связано с тем, что приключилось с тобой в «Лендровере», да? Ты снова увидела на месте раскопок то же самое, что видела в машине? Что заставило тебя спрыгнуть в раскоп?

– Если я тебе скажу, это прозвучит как чистое безумие. – Она качает головой и, открыв заслонку, бросает в печь тонкие поленья. Наружу вырываются клубы дыма.

– Я готов. Я только что видел, как чистое безумие остановило в воздухе тяжелую стальную мачту. Я только что слышал, как чистое безумие просвистело, падая, рядом с моим ухом.

– Почему ты думаешь, что у меня есть ответы?

– Да ладно, перестань. – Дилан осторожно закрывает печную заслонку, берет руки Тильды в свои и заставляет ее выпрямиться и встать. – Будем двигаться шаг за шагом. Итак, первое – что ты видела?

– Так сразу и не скажешь. Много всего. Вокруг все двигалось. Вихрилось. Пришли в действие какие-то силы, могущественные и странные. Самым безумным было то, что происходящее нисколько меня не испугало, но потом… я увидела… кое-кого… плохого.

– Ты увидела на раскопках того же, кого видела раньше? На заднем сиденье Ленни?

Тильда кивает.

– И ты думаешь, что этот кто-то вырвался из той могилы?

– Я думаю, она пыталась. И она вырвалась бы, если бы они не опустили камень на место. – Тильда смотрит ему в глаза. – Думаю, когда Лукас откроет могилу опять, она вырвется на свободу. И я уже не сумею ее остановить. Она опасна, Дилан. Та мачта освещения упала не сама по себе, и мы оба это знаем. Не было никакого ветра, и никто ее не сшибал. Это сделала та, что… то, что вышло из разрытой земли.