Всюду весть разносят ветры

О победе той великой;

38

Шумом полн Волын веселым,

Вкруг Перуновой божницы

Хороводным ходят колом

Дев поморских вереницы;

39

А в Роскильдовском соборе

Собираются монахи,

Восклицают: «Горе, горе!»

И молебны служат в страхе;

40

И епископ с клирной силой,

На коленях в церкви стоя,

Молит: «Боже, нас помилуй!

Защити от Боривоя!»

Известно, что примерно в то же время датчане, в страхе перед опустошительными морскими набегами другого, не славянского, а балтского, приморского народа — куршей-куронов (исчезнувших в вихре истории и оставивших в память о себе лишь топонимы «Куршская коса» и «Курляндия», или, по-латышски — «Курземе»), обращались к Всевышнему со следующей молитвой:

Fra kurerna bevare oss, milde Herre Gud!

(датск. От куршей спаси нас,

милосердный Господи Боже!)

Можно предполагать, что аналогичную молитву «дони» возносили к Богу и из страха перед балтийскими славянами, не менее грозными, чем курши. По иронии судьбы, совсем незадолго (во всяком случае — по историческим меркам) перед тем христианские народы Европы молились тем же манером и из страха перед норманнами — языческими предками разбитых почитавшим «бесов» (с христианской точки зрения) Святовита и Перуна Боривоем крещеных датчан:

De furore normannorum libera nos Domine!

(лат. Избавь нас, Господи, от ярости норманнов!)

Забавно, как все (или, по крайней мере, многое) в истории повторяется! Но это так, к слову…

Норманнский конник Вильгельма Завоевателя со знаменем, полученным от папы римского

В 1026 году легкие на подъем князья северо-западных славян со своими дружинами, последовав призыву датского короля Кнута (Канута) Великого, приняли активное участие в завоевании данами Англии. В 1066 году (ознаменованном в мировой истории, прежде всего, покорением Англии норманнами «со товарищи» герцога Вильгельма Завоевателя, потомка грозного предводителя викингов Хрольва-Роллона) славянские князья со своими дружинами так основательно разграбили Хедебю-Хайтабу, что жизнь там больше не возобновлялась. В 1135 году славяне-поморяне во главе с Ратибором I Поморским напали на далекую норвежскую Конунгахелу — современный шведский Кунгэль на «готской реке» Гёта-Эльв близ «готского города» Гётеборга (о чем уже упоминалось выше). В 1159 году северо-западные славяне из Велиграда жестоко опустошили побережье Дании. Вне всякого сомнения, северозападные славяне неизменно оставались грозными ратоборцами и опасными врагами. Когда датский король Вальдемар I, уже знакомый нам правнук Великого Князя Киевского Владимира Мономаха, в 1168 году отказался отдать поддержавшему его немецкому герцогу Генриху («Генрику» баллады «Боривой») Льву часть причитавшейся тому за военную помощь добычи, захваченной у ругиян, оскорбленный герцог в отместку призвал славянских мореплавателей напасть на своего вероломного союзника. Славяне откликнулись на его призыв — и повели себя с датчанами не милосерднее, чем в 1187 году — со шведскими жителями Сигтуны, преемницы Бирки. После славянского «похода за зипунами» жизнь в Сигтуне больше не возобновлялась, как и в Хедебю.

Хедебю (Хайтабу) до его разорения северо-западными славянами в 1066 году (современная реконструкция)

Что там ни говори, морской разбой (о котором, как о последнем средстве, говорил в своих жалобах немецкому епископу еще князь славян Прибислав), из истории практически всех народов и племен, имевших выход к морю, начиная с финикийцев-сидонян, ахейцев-греков (ну, и далее — по списку), при всем желании не вычеркнешь…

* * *

Воображаемая ладья нашего правдивого повествования, похоже, приближается, идя полным ходом по волнам исторической памяти человечества, к так называемому «углу паники», или «крену паники» — тому столь пугающему капитанов пассажирских судов, равному примерно двенадцати градусам, наклонению, при котором пассажиры начинают ощущать беспокойство, затем — страх, затем — впадают в панику и даже испытывают непреоборимое стремление во что бы то ни стало «спастись» с судна (в нашем случае — перестать читать книгу и отложить ее куда подальше). Очевидно, как при эксплуатации пассажирских судов, так и при написании книг следует избегать таких вот «углов крена». Поэтому поспешим успокоить наших уважаемых читателей, не желая и дальше испытывать их терпение (или нетерпение, как кому больше нравится). Конечно, нам представляется вполне возможным реальное существование торгового города Винеты, расположенного на заселенном северо-западными славянами Балтийском побережье, населенного местными и чужеземными купцами, основывающего свое благосостояние на усердном труде и навыках подчиненных им и зависимых от них ремесленников и землепашцев. Города, богатого сырьем и товарами, управляемого хитроумными знатью и жречеством, хранимого зорко и грозно взирающими во все стороны света богами и связанного с внешним миром своими отважными мореходами. — совсем как Посейдонис, столица платоновской Атлантиды.

Скорее всего, мы вряд ли когда-нибудь узрим дорожный указатель с надписью белым по голубому «Юмна», а уж тем более — «Винета», однако автору настоящей книги (признать ся, утомившемуся, как блаженной памяти Турольд[106]), представляется наиболее убедительной гипотеза, о том, что торговым городом, упомянутым в хронике почтенного магистра Адама Бременского под названием «Юмна» или «Юмне», был Волин, «град Волын» из поморского сказания графа А. К. Толстого «Боривой». В устье Одры и на граничащих с ним территориях южного побережья Балтийского моря было обнаружено немалое число ранних славянских городских поселений. Но ни одно из них не могло в период с IX по XI век сравниться с Волином по влиянию и богатству (хотя, конечно, вряд ли реальные волинские дети, в отличие от легендарных винетских детей, играя в «блинчики», действительно использовали вместо камешков или ракушек даже медные монеты, не говоря уже о монетах серебряных и тем более — золотых). Несмотря на то, что многие данные, приводимые историками в пользу этой точки зрения, основываются лишь на гипотезах, они дают нам представление о выдающемся положении и ведущей роли Волина на протяжении нескольких столетий.