Естественно, плохая видимость (или ее отсутствие, вследствие неблагоприятных погодных условий), сводили все эти факторы к нулю. Что склоняет иных историков к утверждению, что древние и средневековые моряки никогда не упускали из виду линию берега, стремясь не удаляться от него. Но автору настоящей книги такая точка зрения представляется малоубедительной. Ибо мореходы боялись берега не меньше, чем появления скелета с косой и песочными часами. Близость к суше часто таила в себе для морехода опасность оказаться прибитым к побережью на подветренной стороне, то есть позволить ветру поставить его корабль в такое положение, из которого он больше не смог бы выйти в открытое море. Такое при тогдашнем не слишком подвижном и неповоротливом такелаже могло произойти очень быстро. Уже поэтому не стоит считать тогдашних мореходов слишком уж привязанными к суше.

Утраченные знания трудно восстановить, понять и истолковать. В норвежском «Королевском зерцале» XIII века, как о чем-то само собой разумеющемся говорится о шарообразности Земли и разделении ее на климатические зоны — хотя мы помним, что Христофору Колумбу два века спустя так и не удалось убедить поверить в это целый консилиум людей, кичившихся своей ученостью! Уверенные в себе и в своих знаниях, средневековые мореходы находили верный путь среди волн. То, что переполняло головы, сердца и души этих опытных в своем деле людей, ощущается нами сегодня разве что в те редкие счастливые мгновения, в которые мы действительно понимаем то, о чем раньше лишь говорили или думали, что понимаем…

Прутиковая морская карта мореходов Микронезии

Правда, у раннесредневековых мореходов Севера имелись и свои слабые стороны. Не случайно в «Королевском зерцале» мудрый отец, наставляя своего молодого и еще неопытного сына, предостерегает его от вещей, которых тому следует беречься, как самого дьявола, а именно — пьянства, распутных женщин, ссор, игры в кости и других азартных игр. Немало результатов археологических раскопок свидетельствуют о том, что наставляемые — увы! — не всегда следовали наставлениям своих наставников. Безрезультатным часто оставался и другой добрый совет: «Муж, становящийся купцом, подвергает свою жизнь многим опасностям, порой — на море, порой — в языческих землях и почти всегда — среди чужих народов (…) В море он должен обладать быстротой в принятии решений и большой отвагой. Однако, находясь на торжище, тебе надлежит вести себя учтиво и благопристойно, это делает мужа любезным всем добрым людям…» (цитируется по немецкому переводу Рудольфа Мейсснера 1944 года)[100].

Надо сказать, что граница между морской торговлей и морским разбоем, если и существовала вообще (в чем автор настоящей книги склонен усомниться), то была крайне зыбкой. Всяким обстоятельством, которое могло пойти на пользу, стремились воспользоваться (какая удивительная и замечательная игра слов!). И не одно торговое плавание совершалось не только в коммерческих целях, но и с целью разведать места, в которых можно было чем-то поживиться. Далеко не случайными представляются в данной связи постоянные жалобы Адама Бременского и Гельмольда из Босау на бесчинства скандинавских или же славянских грабителей.

Враги северо-западных славян: норманнский конный воин второй половины XI века. Так могли выглядеть воины датских королей описываемой эпохи

«Пронзена в бою жестоком Кнута крепкая кольчуга…» (Граф А. К. Толстой. «Боривой»)

Но зададимся вопросом: а могло ли быть иначе? Стремление к богатству, дававшему племенной знати могущество, власть, почет, средства для содержания дорогостоящих дружинников, заставляло ее добиваться этого богатства не только путем торговли, но и любыми иными путями.

Славянское население побережья Балтики очень часто становилось объектом подобных вожделений и поползновений внешнего врага, но никогда не было только их беззащитной, безответ-их беззащитной, безответной жертвой. Саксон Грамматик неизменно описывает балтийских славян как грозных морских разбойников, с успехом дававших отпор нападениям на них датчан и саксов и, в свою очередь, совершавших на них ответные нападения. Морские бои врукопашную с перестрелкой из луков в общем разыгрывались по тому же сценарию, что и битвы на суше; нападающие стремились овладеть кораблем противника, уничтожив его защитников в ближнем бою; это называлось «очистить корабль». Сражающиеся старались вести морской бой поблизости от побережья, как это и описано в неоднократно цитировавшейся нами замечательной балладе графа Алексея Константиновича Толстого «Боривой», которую автор настоящей книги, не в силах долее удерживаться от искушения, считает себя прямо-таки обязанным привести ниже целиком (уж больно она хороша):

БОРИВОЙ

Поморское сказание

1

К делу церкви сердцем рьяный,

Папа шлет в Роскильду слово

И поход на бодричаны

Проповедует крестовый:

2

«Встаньте! Вас теснят не в меру

Те язычники лихие,

Подымайте стяг за веру, —

Отпускаю вам грехи я.

3

Генрик-Лев[101] на бой великий

Уж поднялся, мною званый,

Он идет от Брунзовика[102]

Грянуть с тылу в бодричаны.

4

Все, кто в этом деле сгинет,

Кто падет под знаком крестным,

Прежде чем их кровь остынет —

Будут в царствии небесном!»

5

И лишь зов проникнул в дони,

Первый встал епископ Эрик,

ним монахи, вздевши брони,

Собираются на берег.

6

Дале Свен пришел, сын Нилса,

В шишаке своем крылатом[103],