начале войны видел. Видно, рассказал очень много интересного, потому что Пик позвонил Л. З. Мехлису и посоветовал выслушать Горбатова, так как информация Горбатова может быть очень интересной.

И тут стало совсем интересно:

«Через сутки, в час ночи, в дверь моего номера в гостинице в ЦДКА постучали, а когда я открыл ее, в номер вошел, как в ночь ареста в 1938 году, офицер НКВД и сообщил, что меня вызывает Мехлис и он может меня проводить к нему. Трудно описать мое состояние, когда я ехал в машине по пустым улицам ночной Москвы.

Увидев меня, Мехлис повышенным тоном спросил:

— Почему действуете в обход? Почему не обратились прямо ко мне?

Не дав мне времени ответить, присутствовавший здесь же Щаденко добавил:

— По-видимому, его мало поучили на Колыме.

Не ожидавший такой встречи, я на минуту растерялся, а потом доложил о своем давнишнем знакомстве с Вильгельмом Пиком. Отвечая на дополнительные вопросы, пересказал содержание нашего разговора. Рассказал и о том, что получил назначение и Омск. В обращении со мной Мехлиса и Щаденко все время чувствовалась угроза, а когда Мехлис, отпуская меня, отменил поездку в Омск и приказал положить на стол командировочное предписание, в моей голове был уже полный сумбур…»

Думаю. Что слова Ефима Афанасьевича Щаденко Горбатов не переврал, но фразу обрезал. Щаденко должен был ему еще напомнить, что Вильгельм Пик не только не командир, но и не военнослужащий РККА, хотя и немецкий коммунист, поэтому тому, кто ему растрепал про ситуацию на фронте с интересными подробностями, которые военной тайной могут оказаться, следует язык оторвать. Или повторить обучение на Колыме. И вместо напряженной работы в далеком тылу поблизости от теплого семейного очага, Горбатову пришлось ехать на фронт. К С. К. Тимошенко. Там ситуация с назначением опять повторилась, Тимошенко снова предоставил ему на выбор конницу или стрелковую часть:

«Ну, как у вас дело с ранением и с чего мы начнем, с конницы или со стрелковых войск? — спросил он меня.

— С ранением все обстоит благополучно, — ответил я, — а начать хотел бы со стрелковой дивизии, уж очень соскучился по самостоятельной работе.»

И снова отказ. Снова выбор более легкой должности. Со странной мотивировкой — «соскучился по самостоятельной работе», будто командир кавалерийской дивизии — несамостоятельная работа…

Начал «самостоятельную работу» Горбатов с того, что стал своей дивизией атаковать немцев, не ставя об этом в известность командующего армией. Благо, эти вылазки были мелкими и успешными, не только с рук сошло, даже благодарность получил. Но характеризует это Александра Васильевича как не очень грамотного командира. Недоучили его чему-то на курсах. 22 июня дивизию вывели в резерв, и состоялось новое назначение:

«Меня назначили инспектором кавалерии штаба Юго-Западного направления. Не могу сказать, чтобы это назначение мне нравилось. В коннице я прослужил двадцать восемь лет, этот род войск любил больше, чем какой-либо другой. Но с появлением авиации и танков, еще начиная с 1935 года, у меня появилось сомнение в роли, которую конница сыграет в будущей войне, особенно на Западном театре. Именно поэтому перед самым началом войны я и высказал желание служить в общевойсковых соединениях. Первый год войны подтвердил мою мысль.»

Горбатов, ну зачем же так врать безбожно было? Именно первый год войны и подтвердил, что конница еще очень и очень актуальна, одни кавалеристы Доватора чего стоили! Менять кавалерию на пехоту с мотивировкой, что танки лучше — это совсем уж бессовестно. У меня сложилось стойкое впечатление, что этот легендарный генерал и от наиболее серьезных и опасных назначений всеми силами увиливал, и пытался даже в тылу, в Омске отсидеться, но Мехлис этой мечте не дал осуществиться.

В конце концов получил он свою пехотную дивизию, потом дорос до командующего армией. Что характерно, его армию предпочитали использовать на второстепенных направлениях, вот так постоянно складывалось. Не любили Горбатова его командиры, в том числе и К. К. Рокоссовский, который написал с издевательской иронией:

«Горбатов и в быту вел себя по-суворовски — отказывался от всяких удобств, питался из солдатского котла.»

В известном фильме «Генерал», в котором роль Горбатова исполнил Гостюхин есть ситуация с лесом для шахтеров Донбасса, сам Александр Васильевич в своей книге оставил об этом схожие воспоминания, особенно там интересны, в связи с характеристикой Рокоссовского, такие строки о прибытии делегации шахтеров за лесом:

«Я усадил их на табуретки, пригласил к себе члена Военного совета генерала Коннова, предложил делегатам закурить (сам я никогда не курил, но для особо симпатичных посетителей у меня всегда имелась пачка хороших папирос), попросил жену — она сопровождала меня по фронтовым дорогам — приготовить нам чай и завтрак.

Когда пришел товарищ Коннов, я познакомил его с представителями Донбасса — двумя рабочими и инженером, пригласил всех в столовую, познакомил там „повариху“ — мою жену — с гостями, предложил ей зачислить их на довольствие, включая 100 граммов „жидкого топлива“.»

Это по-суворовски. Таскать за собой по фронтам жену, которая готовит обед, это — по-суровоски. «Питался из солдатского котла». Константин Константинович иногда позволял себе иронию убийственную… И вообще, командир, даже если это целый командующий армией, который таскает в обозе жену и живет с ней на глазах подчиненных, которые от семей оторваны и такой возможности не имеют, называется мудаком. Каким бы способным генералом он не был, он — мудак.

еще немного из «Ворошилова»

4 октября, 2016 https://p-balaev.livejournal.com/2016/10/04/

Не случайно фигура Горбатова активно использовалась Н. С. Хрущевым для клеветы на Сталина. Еще на 20-м съезде он высказывался:

«А ведь до войны у нас были превосходные военные кадры, беспредельно преданные партии и Родине. Достаточно сказать, что те из них, кто сохранился, я имею в виду таких товарищей, как Рокоссовский (а он сидел), Горбатов, Мерецков (он присутствует на съезде), Подлас (а это замечательный командир, он погиб на фронте) и многие, многие другие, несмотря на тяжелые муки, которые они перенесли в тюрьмах, с первых же дней войны показали себя настоящими патриотами и беззаветно дрались во славу Родины. Но ведь многие из таких командиров погибли в лагерях и тюрьмах, и армия их не увидала.»

Мерецков и Рокоссовский на эту удочку не попались, клеветать на своего Главнокомандующего они категорически отказались. Горбатов же это делал с удовольствием. Примечательно упоминание, наряду с другими, фигуры Кузьмы