постели Итачи. Я изучал Карин. И еще популяцию грызунов с Водоворота…»

Очень родственный с людьми вид. Замечательно.

«Язвишь? Признаю, прямой связи между грызунами и Карин, помимо локации происхождения, я не вижу. Но тем не менее…»

Орочимару, мир на грани Четвертой Мировой Войны Шиноби. На кой черт мне слушать про крыс с Водоворота?

«Потому что в них зашифрован секрет бессмертия».

Ты чокнутый.

«Как для крыс, они живут неприлично долго. Тридцать лет… По меркам человека это… сотен так семь».

Сарада и вправду заинтересовалась. Что такого было в этих крысах? Орочимару, воодушевленный ее молчанием, продолжал:

«Причин на самом деле множество. Активная и строго контролируемая концевая защита генетического кода. Полное отсутствие вирусного генетического мусора, который скачет по геному. А еще эпигенетические метки. Эти крысы всю жизнь живут с экспрессией новорожденных крысят».

Предлагаешь сделать из меня новорожденного младенца?

«Как минимум».

Сарада фыркнула. Вроде бы даже вслух.

Семьсот лет… Это не бессмертие.

«Грызуны с Водоворота умирают от износа сердца. Для тебя эта проблема решаема».

Замечательно. А теперь заткнись!

Сарада-клон постучалась в кабинет Хокаге. Изнутри откликнулся привычный голос Шикамару. Заходя в кабинет, она вдруг подумала, что привычный голос Шикамару остался у нее в памяти из далекого прошлого-будущего, когда тот работал с Нанадайме. Откуда он там сейчас?

Черт, точно. Хокаге же — его отец.

Сарада ничего не имела против Шикаку. Кроме того, что он преждевременно занял место Какаши-сенсея и, сам того не подозревая, продолжал рушить опоры светлого будущего. Ну ничего. Она собиралась это исправить.

Шикамару, словно маленькая копия родителя, сидел в кресле Хокаге, ритмично щелкал крышкой зажигалки и заполнял бумаги. Сарада растерянно остановилась у двери. Огляделась. В кабинете, помимо них двоих, никого не было.

— А где Хокаге?

— В десятой.

Сарада хотела было выйти, но задержалась.

— Почему не тут?

Шикамару пожал плечами.

— Привык работать там.

— А ты привыкаешь работать здесь?

Шикамару с тяжелым вздохом откинулся в кресле.

— Мендоксе-е… Да бате с бумагами помогаю. Накопилось.

— Ах вот оно что.

Сарада многозначительно кивнула и удалилась.

В десятой посетителей не было. Шикаку принял ее.

Сарада сидела напротив, смотрела ему в глаза и думала о том, что отец Шикамару нравится ей в роли Хокаге куда больше, чем Цунаде-сама. Он не задавал неприятных вопросов, не сверлил ее взглядом уверенной в своих силах подозрительной старой ведьмы.

— Почему вы не собираете альянс?

Нара Шикаку нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Альянс всех стран. Против «Акацуки».

Он прищурился. Сарада понимала, Хокаге обсуждал бы с ней такие темы весьма осторожно и тщательно фильтруя информацию.

— Угроза «Акацуки» слишком призрачна. Мы даже не знаем, действительно ли жив Мадара.

— А если предположить, что жив?

— То угроза все еще остается призрачной. Его личность не подтверждена. А интересоваться он будет нами и Облаком. Все остальные страны уже лишились своих биджу. Их этот конфликт вряд ли заинтересует.

— Угроза реальна. И это угроза не только нам, но и всему миру. Остальные страны тоже пострадают, если «Акацуки» соберут всех биджу.

— У него семь биджу, не спорю. Но «Акацуки» один-двое. Объединенные силы Листа и Облака…

— У него есть армия.

— Какая армия? — вкрадчиво уточнил Шикаку.

— Армия… белых Зецу.

— Что это значит?

— Не уверена. — Сарада морщилась, припоминая все известные ей факты из истории. — Но их много. Тысяч сто.

— Это проверенная информация?

— Да.

— Откуда она у тебя?

— У клана Учиха есть свои… каналы.

Шикаку долго смотрел на нее, но в то же время вроде бы и мимо.

— Спасибо. Есть над чем поразмыслить.

Сарада кивнула, понимая, что разговор окончен, и поднялась с кресла.

****

Камень был холодным. Наруто весь день грел его своим задом, но тепло впитывалось в статую, возвращая взамен холод. Кладбище окаменевших трупов. Жабья бабуля посчитала, что занятия здесь будут символичными.

Наруто изо всех сил старался оставаться неподвижным, но это было сделать совсем не так просто. Он снова стал распухать. Сам не заметил как. Хлесткий удар тростинкой по спине привел его в чувство. Наруто заорал и стал чесаться. Он уже весь был покрыт синяками, а спина горела и зудела от свежих ударов жабьей бабульки.

— Сконцентрируйся, Наруто-чан. Ты должен быть полностью неподвижен.

— Да как это вообще возможно, даттэбайо, — простонал Наруто.

Бабулька очутилась перед ним и замахала тростью, точно сердитый Ирука-сенсей.

— Не будешь неподвижным — превратишься в каменную жабу! Ты не можешь сконцентрироваться. Это все потому, что ты плохо завтракал. Я говорила, поешь как следует. Теперь нам придется сделать обеденный перерыв, чтобы ты подкрепился.

Наруто усилием воли подавил рвотный позыв и активно замахал руками:

— Нет-нет! Нет, я сыт! Мне не хочется. Правда. Я просто объелся за завтраком.

— Где же ты объелся, — с подозрением прищурилась жабья бабулька. — Поклевал как птичка.

— Люди просто… они едят так мало. Вот.

Шима потерла перепончатой лапкой подбородок.

— Хм. Правда?

— Эй, Наруто-о! — послышался далекий вопль.

Из-за нагромождения каменных жаб выпрыгнул здоровенный Гамакичи и приземлился на мшистую площадку. Все кругом задрожало.

— Наруто, тебя ждет Оогама Сеннин!

— А-а? Этот старый дедуля?

Наруто насупился. Ему не хотелось. С этим старым жабом и залом, в котором он восседал, были связаны не самые приятные воспоминания. Там умер отшельник-извращенец.

— Чего ему? — буркнул Наруто.

— У него пророчество о тебе.

— Не хочу пророчество, — сказал он хмуро и твердо. — К чему они? В них ничего хорошего, а я все равно их не понимаю! Как там было в прошлом. Кости… м-м…

— «Придется ли использовать игральные кости на решающем перекрестке», — подсказал Гамакичи.

— Да, вот. Чем мне это поможет в жизни?

— На-аруто, — с раздражением проворчал оранжевый друг. — Идем. Не испытывай терпение!

— Верно-верно, — поддержала его жабья бабка. — Имей уважение к Оогама Сеннину!

Наруто мысленно перекривлял ее.

Они шли к Мудрецу, а он думал о том, что его тошнит от Мёбоку. Эти запахи, жара и влажность… Все напоминало ему о тех ощущениях, когда он оказался здесь впервые. Бредовый сон. Бессилие и злость. И снова он возвращался мыслями к воспоминаниям об отшельнике-извращенце. Его предсмертная улыбка…

Но отец Шикамару сказал, что