Заметный отечественный медиевист ХІХ в. харьковский профессор Василий Карлович Надлер (1840–1894) так охарактеризовал связь Меровингской монархии и Каролингской империи в своих изданных в 1887 г. в виде литографированного курса «Лекциях по истории средних веков»: «Каролингская империя была естественным продолжением предшествовавшей ей монархии меровингской… Единственное различие между прежними и новыми порядками заключается в тех христианских идеях, которые лежали в основании монархии Карла Великого». Действительно, династия Каролингов выросла на плодотворной почве, возделанной и удобренной меровингскими королями. И даже если сама династия Меровингов в итоге выродилась и сошла с исторической арены, в самом ее угасании проявлялись живительные силы, питающие росток нового общества и нового государства. Так в живой природе завершается биологический цикл одного организма, чтобы его плоть произвела живительные соки для зарождения, питания и развития другого организма – нового, молодого и сильного. В случае с государством Каролингов этот организм оказался к тому же и блистательным, превзойдя и затмив своего отошедшего в вечность предшественника.

Первая половина – середина VIII в. стала в истории Франкского королевства эпохой великих испытаний и не менее грандиозных трансформаций, в которых из одного из варварских королевств рождалась вначале империя, а вместе и отчасти вслед за ней и средневековая Франция. Эти вызовы и преобразования оказались связаны с именами могильщиков старой династии Меровингов и основателей новой династии Каролингов Пипина IΙ Геристальского (687–714), Карла Мартелла (714–741) и Пипина ІIІ Короткого (741–751/751–768). Вызовы, с которыми пришлось столкнуться каждому из них, были опасными и разрушительными для всего государства франков, и не найди они тогда ответов, адекватных требованиям времени, история всей Европы могла оказаться совсем иной. Если бы Пипин Ι Геристальский вовремя не объединил в своих руках всю власть в Regnum Francorum, контролируя, за исключением Аквитании, все его части, а его сын-бастард Карл Молот не отразил, опираясь на объединенные силы франков, нависшую с юга, из-за Пиренеев, арабскую опасность, то, вполне возможно, мы писали бы не о единой христианской Европе, но о великом мусульманском мире, раскинувшемся от Индии до Ла-Манша. И кто знает, где бы остановилось победоносное шествие зеленого знамени ислама? Смогла бы устоять Византия, если опасный враг подошел к ее владениям не только с востока, но и с запада? Какую веру избрала в Х в. оформлявшаяся варягами в подобие государственного образования Русь и кто, в итоге, пересек бы на быстроходных парусных судах Атлантический океан?

Успехи военных побед Карла Мартелла, равно как и победных походов его внука Карла Великого, начали коваться именно в правление майордома всего Франкского королевства, dux et princeps Francorum, Пипина Ι Геристальского. Сама уже победа в битве при Тертри в 687 г. была обусловлена особенностями социально-экономического развития Австразии, в которой дольше всего сохранялось свободное общинное землевладение, а значит и основа для народного ополчения, многочисленного войска высокомотивированных пехотинцев, стремившихся обрести добычу и славу в бою.

Тогда как в Нейстрии майордом вынужден был искать поддержки нескольких соперничавших между собой знатных родов, каждый из которых обладал собственным войском и мог приводить его на войну по собственному желанию, австразийский майордом имел возможность встать во главе не зависевшего от сиюминутных интересов знати племенного воинства и выдвинуть его в поход. Свободные воины-общинники Австразии видели в майордоме общего военного вождя, подобного тому, каким некогда был Хлодвиг, тогда как предводительствовавшие собственными военными отрядами магнаты Нейстрии чувствовали в усилении чьей-либо власти, в том числе и даже, прежде всего, власти рода майордома, угрозу собственным позициям. Поэтому там, где майордом Австразии находил всеобщее доверие и поддержку, его нейстрийскому коллеге приходилось иметь дело с запутанным клубком личных интересов, разногласий и кривотолков аристократов, которые стремились использовать собственные вооруженные силы исключительно в частных, родовых интересах.

О том, что нейстрийская знать колебалась в своих противоречивых интересах, хорошо свидетельствует «Книга истории франков», так описывающая выборы майордома Нейстрии, ставшего впоследствии соперником Пипина Ι Геристальского на поле битвы при Тертри: «Франки же были различных мнений и колебались туда-сюда. В конце концов, будучи все еще не едины во мнениях, они, к несчастью, набрели на Берхара, невзрачного, неумного и неспособного к совету мужа и определили его майордомом». Еще более интересно сообщение продолжателя «Хроники» Фредегара, сообщающего, что многие представители знатных родов Нейстрии отложились от собственного короля и майордома и завязали сношения с австразийцами в готовности переметнуться на их сторону: «В то же время умер упомянутый майордом Варатон. У него была знатная и деятельная жена Ансфельда, зять которой Берхар, принял достоинство майордома дворца. Он был низкого роста, посредственной сообразительности, легкомыслен и пылок, расположение и советы франков всегда презирал. Вознегодовав, франки Авдорамн, Реол и многие другие покинули Берхара, обменялись заложниками с Пипином, утвердили с ним дружбу и стали науськивать его против Берхара и остальной части франков». Австразийская знать была гораздо слабее, вынужденной покориться силе своего гегемона, бывшего одновременно и важнейшим государственным чиновником, и главой наиболее могущественного семейства страны – мощного рода Пипинидов-Арнульфингов. Не удивительно вследствие этого, что внутренне единое австразийское войско, всецело поддерживавшее своего герцога-майордома, одержало в итоге победу над разобщенной армией из отрядов нейстрийской знати.