– Нужно выбираться.

Очень осторожно я выпуталась из ремней и, открыв дверь, выскочила наружу. Еще минут десять ушло на помощь Кати. Для этого пришлось окончательно выбить лобовое стекло, чтобы вытащить ее через него.

Девушка стонала, но мужественно терпела все мои манипуляции. Я же сумела только невесело присвистнуть, когда осмотрела ногу. Однозначный перелом, да еще и со смещением. Не знаю, как она так умудрилась.

Самое идиотское, что я даже не представляла, можно ли в таких случаях накладывать шину, и не поврежу ли этими действиями ногу еще больше.

– И что теперь делать? – шипя от боли, спросила она. – Я вряд ли смогу идти.

– Об “идти” даже речи нет, – скептически проронила я. – До приюта километров двадцать, до города еще больше. Как часто по этой дороге проезжает транспорт?

– Редко. Провизию в приют привозят раз в несколько дней, и я не знаю, когда будет следующая партия..

– М-да-а, – протянула я. – Дальше можешь не продолжать.

Я быстро осмыслила наше положение. Более чем хреновое.

И проблемы нарисовывались даже большие, чем сломанная машина и перелом Катерины. На улице царил просто собачий холод.

У меня уже зуб на зуб не попадал, и как согреться без одеял на пронизывающем ветру я не представляла.

Пришлось заставить себя досчитать до десяти и успокоиться.

Так, Ло. Спокойнее. Ты девочка сообразительная, нужно только подумать.

Прежде всего я сунулась в машину. Стащила с сидений чехлы. Не одеяла конечно, но лучше чем совсем ничего.

Вторым делом я полезла в бензобак, убедилась, что его не пробило при аварии, а затем с чистой совестью слила часть бензина в канистру из багажника. В машине он теперь был не особо нужен, потому что как вытаскивать свою “красную тигрицу" из канавы без посторонней помощи я не представляла.

Я здраво оценивала шансы выжить зимой в мороз в лесу. Сложно, но возможно. Поэтому в ход пустила все способы, которые вспомнила.

В бардачке нашлась зажигалка, с ее помощью я развела огонь, облив бензином принесенные из леса сырые прутья и валежник. Слабое пламя позволило немного согреться, и весь следующий час я только и занималась тем, что таскала из леса все, что могло гореть. Ноги были полны снега, сама я вымокла от пота и усталости. И некоторое время, даже несмотря на мороз, мне было жарко, а вот Кати мерзла в своем тонком пальто, без движения у хиленького костра.

Но потом силы стали покидать и меня, а обманчивое ощущение теплоты ушло. Я вдруг резко поняла, что ног толком и не чувствую. Это напугало.

Понимая, что мне срочно нужен новый источник тепла, более долгий чем тонкие ветки, я вновь полезла в багажник за инструментами. А после с пыхтением откручивала колесо, чтобы подкатить к костру.

Шина долго не желала загораться, пришлось плеснуть на нее остатки бензина. Пламя взметнулось высоко вверх, поднимая столб чадящего дыма, от которого я мгновенно закашлялась.

Покрышка дымила, воняла и вызывала желание зажать рот и нос тряпкой, но тем не менее грела гораздо лучше, чем все ранее принесенные деревяшки. Столб огня от нее вздымался высоко вверх, а черный дым либо стелился от ветра по полю, либо уходил в небо, когда порывы стихали. Это дало мне дополнительную надежду на то, что если мы с Кати продержимся до утра, наш сигнальный костер заметят издалека и кто-нибудь придет на подмогу.

Спустя еще час я была вынуждена сжечь вторую шину.

Метель уже прекратилась, вот только холод стал еще сильнее. Теперь мы сидели с Катериной в обнимку на чехлах под ногами, обложившись ими же. Свою шубу я тоже расстегнула и накинула девушке на плечи. Все равно теплее, чем пальто.

Вот только зуб на зуб уже давно не попадал, а пальцы окончательно озябли.

– Никогда бы не подумала, что вы такая, мисс Харрисон! – тихо пробормотала экономка и зевнула.

Плохой знак.

– Не смей засыпать, – рявкнула я. – Какая такая?

– Решительная и… – девушка начала подбирать слова, а я смотрела ей в лицо и видела, как у нее начинают закрываться глаза. – Не каждая сможет снять колесо и развести костер.

– Жить захочешь и не такое сможешь, – я принялась хлестать ее по щекам. – Не спи! Нельзя спать. Это смерть. Слышишь?

– Не буду, – пообещала она дрожащим голосом и вновь зевнула.

Черт! Черт! Черт!

Мысленно ругаясь, я судорожно думала над тем, как еще можно облегчить наше положение.

Катерину нужно было удерживать в сознании, хотя бы разговором. Не давать уснуть любыми путями.

– Ты так и не рассказала своей матери, как выжила в военные годы, пока была одна, – я без предисловий завела явно неприятную для экономки тему. Пусть бодрится.

Мой расчет оказался верным. Кати вздрогнула, и сонливость слетела с лица.

– Я бы не хотела об этом.

– Да какая разница, – напирала я. – Может мы умрем к утру, какой смысл что-то скрывать?

Говорила нарочно пессимистично, хотя умирать, видит бог, не собиралась. У меня еще сотни планов на эту жизнь, чтобы позволить себе сдохнуть так просто и тупо, – замерзнув в поле из-за выбежавшего на дорогу лося.

– Меня поймали люди генерала, – Кати все же выдавила из себя первую фразу. Самую сложную. Потому что главное начать, а дальше откровения начнут литься рекой. – Почти месяц допрашивали, били. Они хотели узнать, где мать и пытали меня. Иглы, ножи… Это очень страшно и больно.

Я нервно сглотнула. Пожалуй, не такое откровение ожидала услышать, но Кати продолжала. Она смотрела куда-то на огонь, не моргая. В ее глазах отражалось пламя горящей покрышки, а губы шевелились, продолжая жуткий рассказ.

– Однажды мне повезло, и один из следователей думал, что я лежу без сознания после очередного допроса. Но я просто притворялась и мне удалось украсть скальпель со стола. Я накинулась на него и…

– Прирезала? – не поверила я. Хотя тринадцатилетняя девчонка, доведенная до отчаяния, могла совершить и не такое.

– Не удалось, но сильно ранила, да и вырваться на свободу не вышло, а на следующий день из изолятора Бюро меня перевели в психушку.

В моей памяти всплыли слова Кранмерда о том, что Катерина больная и лечилась. Выходит, не врал.

– И сколько ты там пробыла? – очень осторожно поинтересовалась я.

– Около двух лет. Предпринимала несколько попыток побега, за что меня “наказывали”.

– Как это понимать?

– Не кормили, обливали холодной водой, запирали одну на несколько дней.

– А когда тебя выписали?

– А меня и не выписывали, – экономка как-то истерично хохотнула. – Авианалет, и больницу разбомбили. Много людей тогда погибло, а многие сбежали. Я в том числе.