меру, всё начальству наперекор, а оно это не любит.

Докурив, он вернулся к машине, ещё раз посмотрел в бинокль уже из кабины, развернулся «полицейским разворотом», и машина рванула на базу. Со стороны Пришиба зашла пара «вертушек» ВСУ, отработали издалека и, скорее всего, впустую. Прошла низко пара МиГов с разворотом на Чугуев. Тех самых, что были уничтожены нашими ракетами в первые часы спецоперации по заверениям Генштаба. Хотя, может быть, и уничтоженных, а это уже натовский ленд-лиз летает.

На базе дожидался Игорь с ребятами.

— Работаем, мужики, уйти успеем.

Из города они выбрались к вечеру, когда на улицах вовсю шли бои, успев помочь выбраться семьям актива. Дорога на Боровую уже простреливалась, поэтому решили уходить на Изюм.

Дорога на Изюм через Савинцы и Весёлое, сонная еще утром, к вечеру напоминала вырвавшийся в половодье бурлящий водный поток. Среди уходящих паники еще не было, но она уже вызревала и витала в воздухе. Оставался лишь заполошный крик: «Диверсанты!» или просто «Укры!», чтобы люди, ошалев от страха, ринулись прочь, топча друг друга и сметая всё на своём пути.

Месяц спустя в придорожной кафешке в Новом Айдаре я донимал его своими вопросами, ответ на которые, впрочем, давно уже знал:

— Гурген, ну скажи вот честно: почему фронт провалили?

— Потому что одни дебилы, а другие подлецы. Ну а мы всё равно будем драться. Мы — всё равно — победим!

3

Мы уходили налегке по просёлочным и грунтовке, рискуя наткнуться на засады. Не пошли на Боровую и дальше на Купянск — там наверняка бардак и неразбериха, дороги забиты отступающими частями, техникой и спасающимися гражданскими. К тому же они наверняка под ударом: опять сорок первый, опять беженцы, только вместо налётов «юнкерсов» и «мессершмиттов» молотящая арта и шныряющие пикапы с безжалостными пулемётами.

Читал дневники Константина Симонова о потоках беженцев, об отступлении сорок первого года. Читал дневники Александра Довженко об отступлении летом сорок второго на Россошь. Теперь пишу свои об отступлении-бегстве из-под Балаклеи, Изюма, Лимана. Пишу и рву, потому что это дежавю.

Сердце рвалось на части, зубы скрипели от бессилия что-либо изменить. Ну, что на этот раз споют соловьи телевизионные? О передислокации и перегруппировке? Так это уже было. О необходимости акцентирования сил на Донбассе для успешного наступления? Ну это же откровенная чушь. Спишут на разведку: проспали, стервецы, проморгали. Ну и что, что ежедневно разведосы слали депеши наверх. А кто их читал? А где настойчивость и убедительность? А насколько точны сведения?

Растерянные и испуганные резервисты на блокпостах. Какие на хрен блокпосты?! Мешки буквой «п» и пара «кастрюль»[83] с «мосинками» и совсем редко с «калашами»[84], к тому же без раций. Лёгкая добыча, дармовая, по сути. И бесконечные «почему?» самому себе: почему не оставили резервы? Почему не сделали вторую линию обороны и растянули фронт в одну тонюсенькую нитку? Почему не сделали опорники с перекрестным огнём? Почему нет единого командования: Росгвардия сама по себе, луганские резервисты сами по себе, военная полиция вообще особняком? А еще разные «спецухи»[85] силовиков и далее со всеми остановками. А ещё луганское МВД, которое потрошило и чморило местных «буратино» своими «эксами»[86], настраивая их против республики в частности и России вообще. Бесконечные «почему?», которые засели занозой еще с февраля и на которые до сих не было ответа.

Карта на коленях, в руке компас, вцепившийся в руль «ларгуса» Витя давил на газ. На меловых буграх с тощим травостоем сурчиные норы со стоящими столбиками обитателями. Машину они подпускали чуть ли не вплотную, но стоило остановиться — и тут же стремглав ныряли в свои убежища.

Стрелка компаса неожиданно заметалась и замерла: скончался скоропостижно старина по имени «компас Андрианова» — сто лет — это как-никак возраст почтенный. Но всё оказалось проще простого: нечаянно нажал впопыхах арретир[87], и он зафиксировал стрелку. Пришлось останавливаться, чтобы сориентироваться на местности, а короче, взбежать на макушку холма и осмотреться. Взобравшись на вершину, прижал компас к карте и отпустил арретир — стрелка легла строго на север. Бросив взгляд на машину, понял и причину непослушания компаса: высоковольтная линия и строчкой вытянувшиеся столбики, обозначающие какую-то закопанную в землю металлическую хрень.

Спускался также бегом, боясь отступить и скатиться кубарем. Рванувшийся к норе байбак с бешеной скоростью заработал лапами, пытаясь расширить вход, — видно, с перепугу ринулся в чужую норку, меньшую размерами, выставив упитанный зад. Смешно, хоть и не до смеха, но не смог отказать в удовольствии остановиться на секунду и погладить его по спине за мгновение до того, как эта светло-коричневая красота исчезла в норе.

4

Валера[88] с утра собирался в Вербовку: надо было составить списки на получение гуманитарки, но подзадержался — ждал, когда освободится Паша, его коллега, парень дотошный и въедливый. Потому и выехал лишь часам к одиннадцати, зато успел заправить машину под завязку. Вот уже два месяца он работал во временной военной администрации, спал в кабинете на полу и надеялся, что к зиме наши всё-таки возьмут Харьков.

Мысли опрокинула и разметала ворвавшаяся автоматно-пулемётная трескотня, заодно разорвав полусонную тишину. У моста через речку остановился: стрельба раздавалась совсем рядом, навстречу торопились редкие автомашины, по обочине бежало несколько элэнэровцев, тревожно оглядываясь.

— Мужики, что случилось? — Валера почувствовал неладное, но не хотел верить, что началось контрнаступление.

— Укры валом валят, а у нас ничего. — Высокий и небритый резервист досадливо хлопнул по цевью висящего на груди автомата, словно оправдываясь.

Из оттопыренных карманов куртки выглядывали магазины. На всех про всех — пять автоматов и три трёхлинейки: против танков даже не комариный укус, а лишь писк, да и для БТР никакой помехи, но побарахтаться можно. Очереди рвали тишину замершего села совсем близко. Паша тревожно смотрел в уходящую влево улицу, словно пытаясь заглянуть за угол, и торопил друга:

— Сваливаем! Быстрее!

Валера, не слушая его и отчаянно борясь со страхом, пытающимся спеленать сознание, плавно нажал на газ, и машина медленно двинулась вперёд. Перед перекрёстком он принял вправо, не глуша двигатель, вылез из-за руля, взяв с заднего сиденья автомат, почти на цыпочках подбежал к углу дома и, влипая в стену, выглянул. Под ложечкой засосало: метрах в двухстах на перекрестке стояли три пикапа с установленными в кузовах пулемётами и короткими очередями били вдоль улиц, выходящих на перекрёсток. Стараясь выровнять дыхание, прикинул: до пикапов метров двести. Для автомата в самый раз, для пулемётной «ответки» маловато — можно огрести по самое