А теперь такие заявления. Это было просто нелепо. Однако Трамп догадывался, что Коми хочет славы. Он был охоч до внимания прессы – это Трамп прекрасно знал. Что ж, прекрасно, он вполне мог играть по таким же правилам.

Унылая реформа здравоохранения – которая грозила стать еще более унылой, если Райан не справится с задачей, что казалось все более вероятным, – померкла в сравнении с откровенностью Коми и яростью, негодованием и ожесточенностью Трампа и всех его родственников.

Коми представлял собой гигантскую проблему. Решение было очевидно – его следовало устранить. Устранение Коми стало настоящей миссией.

Подобно карикатурной полиции из немых фильмов, Белый дом привлек председателя Комитета Палаты представителей по разведке Девина Нуньеса к абсурдной попытке дискредитировать Коми и поддержать теорию о прослушке. План провалился и был всеми осмеян.

Дистанцируясь от вопросов здравоохранения и проблемы Коми, Бэннон начал говорить репортерам, что писать стоит не о здравоохранении, а о России. Это был загадочный совет: неясно, то ли он пытался отвлечь внимание от приближающихся дебатов по проекту реформы здравоохранения, то ли хотел добавить в уравнение новую, весьма опасную переменную и тем самым создать хаос, который обычно играл ему на руку.

Но одна его фраза не допускала двоякого толкования. “Следите за российской историей, – сказал он репортерам, – и не спускайте глаз с Кушнера”.

* * *

К середине марта Гэри Кона привлекли к спасению тонущего проекта реформы здравоохранения. Должно быть, Кон счел это своего рода испытанием, ведь в вопросах законотворчества он был еще неопытнее, чем большинство сотрудников Белого дома.

В пятницу 24 марта, в утро предстоящего голосования по республиканскому проекту реформы здравоохранения в Палате представителей, в новостной рассылке Playbook журналистской организации Politico шансы на то, что голосование действительно состоится, назвали “сомнительными”. На утренней встрече руководящей верхушки администрации Кона спросили, как он оценивает их шансы, и он быстро ответил:

– Думаю, они сомнительны.

“Правда? – подумала Кэти Уолш. – Так ты и думаешь?”

Бэннон присоединился к Уолш в презрении к работе Белого дома, а потому атаковал Кушнера, Кона, Прибуса, Прайса и Райана в серии звонков репортерам. По словам Бэннона, не стоило и сомневаться, что Кушнер и Кон первыми сбегут, как только запахнет жареным. (Кушнер и вовсе провел большую часть недели в отпуске, катаясь на лыжах.) Прибус озвучивал мысли и оправдания Райана, а Прайс – мнимый гуру здравоохранения – был просто тупым выскочкой, который на совещаниях нес одну чепуху.

Эти негодяи специально подстраивали потерю большинства в Палате представителей в 2018 году, обеспечивая тем самым неминуемый импичмент президента. Вот она, классическая аналитика Бэннона: грядущий политический апокалипсис грозил потенциальному полувековому господству трампизма-бэннонизма.

Бэннон был уверен, что знает, как добиться успеха, прекрасно понимал, что он уже не молод, а возможности не безграничны, и почему-то считал себя талантливым аппаратчиком, а потому хотел провести черту между сторонниками и перебежчиками, между бытием и ничем. Чтобы преуспеть, ему нужно было изолировать фракции Райана, Кона и Кушнера.

Фракция Бэннона всеми силами проталкивала голосование по проекту реформы здравоохранения, хотя все понимали, что поражение неизбежно. “Я хочу показать, как Райан зарекомендовал себя на посту спикера”, – сказал Бэннон. А зарекомендовал он себя ужасно – это был полный провал.

В день голосования Пенса отправили в Конгресс, чтобы он в последний раз попытался заручиться поддержкой “Фракции свободы” Медоуза. (Люди Райана полагали, что Бэннон втайне настаивает, чтобы Медоуз воздержался от голосования, хотя ранее на той же неделе Бэннон в приказном порядке велел “Фракции свободы” голосовать за законопроект, “устроив глупое шоу”, как выразилась Уолш.) В половине четвертого Райан позвонил президенту и сказал, что ему не хватает пятнадцати-двадцати голосов, поэтому голосование необходимо отложить. Бэннон при поддержке Малвейни, который стал засланцем Белого дома в Конгрессе, продолжал настаивать на немедленном голосовании. Поражение стало бы серьезным ударом по руководству республиканцев. Бэннона это более чем устраивало: пусть они все провалятся.

Однако президент дал задний ход. Получив уникальную возможность свалить всю ответственность на руководство республиканцев, Трамп дрогнул, из-за чего Бэннон разразился не слишком тихой яростью. Впоследствии Райан слил информацию, что голосование попросил отменить именно президент.

В выходные Бэннон позвонил огромному количеству репортеров и сказал им (не под запись, но это вряд ли): “Думаю, Райан долго не продержится”.

* * *

После того как в ту пятницу голосование по законопроекту отложили, раздраженная и возмущенная Кэти Уолш сказала Кушнеру, что хочет уйти. Сославшись на крах Белого дома Трампа, она с предельной прямотой описала закулисную борьбу, некомпетентность и неясность курса. Понимая, что ее необходимо немедленно дискредитировать, Кушнер слил информацию о том, что она сливала информацию в прессу, а потому ее нужно убрать.

В воскресенье вечером Уолш поужинала вместе с Бэнноном в стенах Breitbart Embassy – оплота Бэннона на Капитолийском холме. За ужином он несколько раз попытался уговорить ее остаться, но все было тщетно. В понедельник она договорилась обо всем с Прибусом, намереваясь далее делить свое рабочее время между НКРП и связанной с Трампом некоммерческой организацией типа (c) (4)[27]. К четвергу ее и след простыл.

За десять недель работы новой администрации Белый дом Трампа потерял второго после Майкла Флинна члена руководящей верхушки – причем того, в чьи задачи входило улаживать все дела.

Когда Кэти Уолш пришла сообщить, что она уходит, он сказал ей, что тоже чувствует себя здесь в заключении.

За полтора месяца в Белом доме Стив Бэннон с его мастерским манипулированием повесткой Трампа – или хотя бы самим Трампом – похоже, потерпел фиаско. Его переживания были католическими по сути – самобичевание человека, свято верившего в то, что его мораль выше любой другой морали, – и мизантропическими в своей основе. Ему, антисоциальному, неприспособленному пожилому мужчине, приходилось предпринимать чрезвычайные усилия, чтобы поладить с окружающими, и чаще всего он терпел неудачу. Особенно его угнетал Дональд Трамп, чья жестокость, безмерная, пусть даже непреднамеренная, была невыносима, когда он обращал ее против тебя.

– Я ненавидел эту кампанию, я ненавидел транзит власти, я ненавижу свое пребывание в Белом доме, – пожаловался Бэннон однажды ранней весной, сидя непривычно теплым вечером в кабинете Райнса Прибуса. Распахнутые застекленные двери открывали вид на обсаженный деревьями внутренний дворик, куда они с Прибусом, настоящие друзья и союзники в своей антипатии к Джарванке, поставили столик.