Даже такая ужасная атака, повлекшая гибель детей, с учетом давно идущей войны могла и не вызвать реакции президента, которой рано или поздно все ждали. Но тут Башар Асад, преступник со стажем, применил химическое оружие. При любом другом президенте после подобного варварства последовал бы взвешенный и, в идеале, умелый ответ. Например, у Обамы это вышло не слишком умело: он объявил химическое оружие красной чертой, а затем позволил ее пересечь.

В новой администрации никто не мог предсказать, как отреагирует Трамп – и отреагирует ли вообще. Считает ли он химическую атаку важной или неважной? Никто не знал.

Если нынешний Белый дом удручал не меньше, чем все предыдущие в американской истории, то внешнюю политику и вообще мир в целом можно считать темой случайной, информационно необеспеченной и достаточно прихотливой. Советники Трампа не знали толком, кто он, изоляционист или милитарист, и понимает ли он разницу. Он питал слабость к генералам и полагал, что люди с опытом военного командования должны заниматься внешней политикой, только пусть ему не говорят, что надо делать. Он догадывался, что в отдельных ситуациях от него мало что зависит. По части внешней политики у него не было никакого опыта, и при этом он не испытывал уважения к мнению экспертов.

И неожиданно атака на Хан-Шейхун стала той самой лакмусовой бумажкой, проверкой на нормальность, которую тщилось продемонстрировать окружение Трампа. Именно в таком драматическом столкновении должен был разыграться яркий и действенный спектакль: как себя покажут люди в Белом доме, считающие себя нормальными?

* * *

Таких людей оказалось, на удивление, не так уж мало.

Действовать как всякий нормальный человек, воплощать собой нормальность – то есть делать вещи, свойственные рациональному честолюбивому человеку, – такой видела свою работу в Белом доме Дина Пауэлл. К сорока трем годам она сделала карьеру на стыке корпоративного бизнеса и публичной политики. У нее получалось хорошо делать (и даже очень) хорошие вещи. Она делала большие успехи в Белом доме Джорджа У. Буша, а позже в корпорации Goldman Sachs. Возвращение в Белый дом на предпоследнюю по важности позицию с шансом занять самую высокую невыборную должность в стране могло по ее возвращении в корпоративный мир принести ей большие дивиденды.

Впрочем, в Трампленде все могло выйти и наоборот. Тщательно выстроенная репутация Пауэлл, ее бренд (а она была из тех, кто до мелочей продумывал свой персональный бренд) могли неразрывно соединиться с брендом Трампа. В худшем же случае она могла оказаться в ситуации, грозящей перерасти в бедствие исторического масштаба. Для людей, знавших Дину Пауэлл – а все, кто из себя хоть что-то представлял, знали Дину Пауэлл, – ее решение занять должность в Белом доме Трампа попахивало безрассудством либо серьезным просчетом.

“Как она это для себя обосновала?” – удивлялся один из ее давних приятелей. Друзья, домашние, соседи – все задавали ей вопросы, кто мысленно, а кто и прямо: Ты отдаешь себе отчет в своих действиях? Как ты могла? Зачем ты на это пошла?

Демаркационная линия в Белом доме отделяла тех, кто сюда пришел, декларируя свою лояльность президенту, от профессионалов, которых тоже приходилось нанимать. Бэннон, Конуэй, Хикс – а также идеологи с большими или меньшими причудами, ну и, конечно, семья, никто не имел серьезной репутации до того, как они вошли в президентский круг, – были так или иначе с Трампом повязаны. (Хотя даже среди преданных трампистов находились такие, кто постоянно ставил под сомнение свой выбор.) Зато в широком круге влияния на Белый дом люди со статусом – или хотя бы воображаемым статусом – переживали куда более сложную личную и карьерную драму, оправдывая принятое решение.

Нередко они открыто выказывали свои сомнения. Мик Малвейни, директор Административно-бюджетного управления, любил подчеркивать, что он работает в административном здании, а не в Западном крыле. Майкл Энтон, занявший место Бена Роудса в Совете национальной безопасности, довел до совершенства закатывание глаз (этот прием даже получил его имя). С лица Г. Р. Макмастера не сходила характерная гримаса, а над его лысиной поднимался пар. (“Что это с ним?” – неоднократно интересовался президент.)

Высшие соображения диктовали: Белый дом нуждается в нормальных, здравомыслящих, логичных, опытных профессионалах. Эти профи полагали, что они привнесут позитивные моменты – рационализм, аналитику, существенный опыт – в ситуацию, до болезненности всего этого лишенную. Они вносили свой вклад, делая жизнь более нормальной и, следовательно, более стабильной. Они являлись или видели себя защитой от хаоса, импульсивности и глупости. Они были не столько сторонниками Трампа, сколько противоядием от трампизма.

– Если все пойдет под горку еще быстрее, чем сейчас, я уверен, что Джо Хагин возьмет на себя персональную ответственность и сделает все, что от него потребуется, – высказался видный республиканец в Вашингтоне, успокаивая самого себя и рассуждая о бывшем члене администрации Буша-младшего, а ныне замглавы администрации Трампа по оперативным вопросам.

Однако это чувство долга и достоинства порождает дилемму: как твое позитивное влияние на Белый дом будет сопрягаться с его негативным влиянием на тебя? В апреле электронное письмо, первоначально направленное ограниченному числу людей, получило широкое распространение после многократной переадресовки. В нем были кратко изложены взгляды Гэри Кона, ужаснувшегося от всего, с чем он столкнулся в Белом доме.

И, тем не менее, с этим бардаком, грозившим нанести серьезный ущерб стране и, опосредованно, личной репутации, можно было как-то справляться, если в тебе видели профессионального и компетентного человека, способного взять сей бардак под свой контроль.

Пауэлл, пришедшая в Белый дом в качестве советницы Иванки Трамп, за несколько недель поднялась до уровня члена Совета по национальной безопасности и неожиданно, вместе с Коном, коллегой по Goldman Sachs, стала претенденткой на самые высокие посты в администрации.

В то же время она и Кон периодически обращались к сторонним консультантам по поводу того, как бы им ловчее сбежать из Белого дома. Пауэлл рассматривала позиции с семизначным окладом в различных бизнес-гигантах, входящих в Fortune 100, или заоблачное будущее в технологической компании – у той же Шерил Сэндберг в Facebook за плечами были корпоративная благотворительность и работа в администрации Обамы. А Кон, уже имевший на своем счету сотни миллионов, подумывал о Международном банке или Федеральной резервной системе.