Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5
Это лишь один из многих примеров, которыми снабжает нас история Церкви. Судьба богословской школы в наиболее позднем поколении становится мерой учения ее основателя. Великий Ориген после своих многочисленных трудов умер в мире; его непосредственные ученики были Святыми и руководителями в Церкви; он прославлен Святым Афанасием, Святым Василием и Святым Григорием Назианзиным, он снабжает материалами Святого Амвросия и Святого Хилария; но с течением времени его определенная неортодоксальность стала возрастающим результатом его теологии, и через триста лет после своей смерти он был осужден на Вселенском Соборе [6]. «Диодор из Тарса, — сообщает Тиллемон, — умер в пожилом возрасте в лоне Церкви, почитаемый славословиями самых великих Святых и увенчанный славой, которая всегда сопровождала его при жизни и последовала за ним после смерти» [7]; однако, Святой Кирилл Александрийский рассматривает его и Федора Мопсуетского как настоящих создателей Несторианства, и он был помещен несторианами среди их Святых. Федор непосредственно был осужден после своей смерти тем же Собором, который осудил Оригена, но законно считается главным рационализирующим доктором Древности; но в дни его жизни у него была самая высокая репутация, и Восточный Синод жалуется, согласно цитате Факунда, Епископа Германского, что «Благословенный Федор, который умер так благополучно, который был таким выдающимся учителем в течение сорока пяти лет и ниспровергал всякую ересь, и при своей жизни не испытал никакого обвинения в нарушении ортодоксальности, сейчас, после своей такой давней смерти, после своих многих конфликтов, после своих десяти тысяч книг, созданных для опровержения ошибок, после своего одобрения среди служителей Церкви, Императоров и людей, рискует получить награду от еретиков, то есть назваться их лидером» [8]. Есть определенный непрерывный прогресс и определенный путь, который относится к истории доктрины, политики или установления, который внушает здравому смыслу человечества, что то, чем доктрина, в конечном счете, становится, является вопросом того, чем она было вначале. Это мнение выражается в пословице, не ограниченной латинским языком, exitus acta probat[144]; и санкционируется Божественной мудростью, когда, остерегая нас от ложных пророков, Он говорит, «По плодам их узнаете их»[145].
Таким образом, доктрина, исповедуемая в зрелом возрасте философией или религией, скорее всего, является истинным развитием, а не искажением, в той мере, в какой она представляется логическим следствием своего первоначального учения.
§ 5. Пятый отличительный признак истинного развития — предвосхищение его будущего
1
Поскольку, когда идея жива, то есть, влиятельна и действенна, она непременно развивается в соответствии со своей собственной природой, и тенденции, которые осуществляются на протяжении долгого периода, могут при благоприятных обстоятельствах проявляться как рано, так и поздно, а логика одна и та же во все века, поэтому примеры развития, которое должно произойти, могут возникнуть с самого начала, хотя бы смутно и изолированно, но потребуется некоторое время, чтобы привести их к совершенству. И поскольку в значительной мере происходит развитие лишь наиболее подходящих аспектов идеи, от которой они произошли, и все они являются естественными ее следствиями, поэтому часто бывает случайностью, в каком порядке развитие осуществляется в отдельных умах; и нет ничего удивительного в том, что здесь или там очень рано могут появляться определенные образцы развившейся доктрины, которые в ходе истории не встречаются до позднего времени. Таким образом, сам факт таких ранних или повторяющихся указаний на тенденции развития, которые впоследствии оказываются полностью реализованы, является своего рода доказательством того, что эти более поздние и систематические проявления соответствуют оригинальной идее.
2
Ничего нет обычнее, например, чем рассказы или легенды о предвидении своей судьбы, которое великие люди получали в отрочестве по склонности своих умов, как это впоследствии показано в их биографиях; настолько много таких популярных предвидений, что иногда это приводило к созданию небылиц о них. Ребенком Кир Великий имитировал властного деспота, а Святой Афанасий был выбран Епископом своими товарищами по игре.
Примечательно, что в одиннадцатом столетии, когда русские были всего лишь пиратами на Черном море, а Константинополь был их целью, в этом городе было распространено пророчество, что русские должны однажды овладеть им.
В царствование Джеймса (Якова) Первого, мы можем наблюдать достойное внимания предвосхищение системы, влияющей на управление политическими партиями, которую разработал сэр Роберт Уолпол столетие спустя. Такую попытку прослеживает живущий ныне автор в изобретательности Лорда Бэкона. «Он заявил Королю, это есть возможность для более разумного управления Палатой Общин; … это можно сделать, если заранее продумать, как наполнить Палату специально подобранными людьми, побеждая или ослепляя законоведов … протаскивая на главные избирательные места собрания провинциалов, торговцев, придворных, которые бы действовали в интересах Короля; и что было бы целесообразно добровольно предложить определенные милости Короля и изменение его прерогатив» &c. [9]. Автор добавляет: «Это обстоятельство, как и некоторые другие при нынешнем царствовании, любопытно, поскольку оно показывает рост систематического парламентского влияния, которое однажды должно было стать главной движущей силой правительства».
3
Аркесилай и Корнеад, известные как основатели более поздней Академии, ввели некое новшество в Платоническую доктрину, внедрив универсальный скептицизм; они сделали это, как будто бы опираясь на авторитет Сократа, который применял метод иронии против софистов, утверждающих, что они знают все. Это, конечно, было недостаточным оправданием. Однако, можно ли доказать, что Сократ в одном или двух случаях высказывал преднамеренные сомнения в великих принципах теизма или морали, будет ли кто-нибудь отрицать, что рассматриваемое новшество имело основания считаться истинным развитием, а не искажением?
Известно, что в древности в Монашестве физический труд занимал более заметное место, чем учеба, так что Арман