Но пока что митрополит Сергий без особого труда «справился» со всеми возражениями, касавшимися объема его полномочий. Все казалось предельно простым: митрополит Петр получил от патриарха всю полноту первосвятительской власти и в полном объеме передал ее своему заместителю – митрополиту Сергию.

Поскольку, с одной стороны, митрополит Петр в звании местоблюстителя был необходим митрополиту Сергию как надежный щит от притязаний других кандидатов на местоблюстительство – митрополитов Кирилла и Агафангела, а с другой стороны, вмешательство самого митрополита Петра не всегда было в пользу митрополита Сергия (вспомним, как митрополит Петр дважды отстранял митрополита Сергия от заместительства), то митрополит Сергий сформулировал собственную концепцию местоблюстительства, по принципу – «король царствует, но не управляет». Митрополит Петр оставался, согласно этой концепции митрополита Сергия, единственным мистическим возглавителем Церкви, что выражалось в возношении его имени за литургией и недопущении к власти других местоблюстителей; «фактическим» же возглавителем становился наличный заместитель – митрополит Сергий, что также выражалось в возношении его имени и в полном церковно-административном подчинении ему всего русского епископата. От возможного повторения ситуации, когда к митрополиту Петру проникнут сведения о положении церковных дел и он снова попытается лишить митрополита Сергия заместительских полномочий, последний оградил себя тем, что «лишил» митрополита Петра всякой фактической власти. Он заранее отказывался выполнять распоряжения «мистического» Главы Церкви на том основании, что митрополит Петр находится «вдали от церковных дел» и неизбежно будет совершать ошибки вследствие своей неосведомленности (как это действительно произошло в эпизоде с григорианами). Единственным условием, при котором митрополит Сергий признавал возможным сложить свои «Первосвятительские» полномочия, было возвращение митрополита Петра к фактическому управлению Церковью – но этого можно было не опасаться по причинам, не имевшим ничего общего с церковными канонами…

Позиция митрополита Сергия на первый взгляд казалась незыблемой: сохранялся и принцип единоначалия, и мистическое, благодатное содержание патриаршества.

Не учитывалось только одно – что никакое разделение этих двух аспектов патриаршества абсолютно недопустимо; что единственным проявлением мистической природы первосвятительской власти является фактическое, реальное осуществление этой власти; что единственным основанием церковного единоначалия как раз и является его благодатная, харизматическая природа. Отделив мистическое содержание первосвятительской власти от ее реального осуществления, митрополит Сергий ввел понятие «фактического возглавителя» Церкви, лишенного первосвятительской харизмы. Тем самым природа фактической власти первосвятителя понималась как безблагодатная, административно-правовая или, в лучшем случае, как патриархальная, по образу семейной.

Но никакой другой власти, кроме власти Божией, в Церкви быть не должно, и потому власть нехаризматическая, безблагодатная является в Церкви инородным телом, чуждым ее богочеловеческой природе.

Не сопровождаемая содействием божественной силы (энергии или благодати), власть митрополита Сергия как «фактического управителя» могла быть приемлема только по добровольному соглашению тех, кто захотел бы иметь его над собой в качестве авторитетного руководителя. В связи с этим становится ясным также, что никакого антицерковного действия, никакого «раскола» не учиняли те иерархи, которые руководства митрополита Сергия над собой не признавали; тот факт, что они не всегда отчетливо формулировали мотивы своих действий, реального положения не менял.

В официальном акте канонического отделения от митрополита Сергия ленинградских епископов Сергия (Дружинина) и Димитрия (Любимова), датированном 13/26 декабря 1927 г., повторяется прежняя ошибка, т. к. митрополит Сергий именуется «бывшим нашим предстоятелем, незаконно и безмерно превысившим свои права», а также намечается новая экклезиологическая ошибка – в утверждении о том, что отделившиеся епископы сохраняют «апостольское преемство через патриаршего местоблюстителя Петра (Полянского)». В действительности «апостольское преемство» епископа не имеет никакого отношения к первоиерарху; это преемство передается через епископскую хиротонию, которая совершается и в Церквах, не имеющих первоиерарха вообще (например, при синодальном строе). Эта неудачная идея об «апостольском преемстве» была, тем не менее, первой попыткой осознать, в чем же конкретно проявляет себя харизматическая природа первосвятительской власти, столь глубоко переживавшаяся в непосредственном восприятии церковного народа.

Эту ошибочную идею «апостолького преемства» тут же со всей энергией подхватывает митрополит Сергий, обращая ее в свою пользу. Так, в своем послании от 18/31 декабря 1927 г. он пишет:

«Мы не забываем, что при всем нашем недостоинстве мы служим тем канонически бесспорным звеном, которым наша Русская православная иерархия в данный момент соединяется со Вселенскою, через нее – с апостолами, а через них – и с Самим Основоположителем Церкви Господом Иисусом Христом».

Митрополит Сергий, в соответствии со своей концепцией, мог бы, конечно, уточнить, что он осуществляет только «фактическое преемство» с апостолами (интересно, каким именно образом?), тогда как осуществление «мистического преемства» остается за митрополитом Петром. Уместно здесь было бы ему также ответить на вопрос, через кого именно осуществлялась связь Русской православной иерархии со Вселенской церковью в период 1922–1927 гг., когда Восточные патриархи были в каноническом общении с обновленческим ВЦУ, а с Патриаршей церковью общение прервали, признав обновленческое «отлучение» святейшего Тихона от патриаршества?

И если мы не захотим, вслед за митрополитом Сергием, оставаться при формально-юридическом представлении о Церкви, но веруем в нее, как в живое Тело Христово, то мы должны будем признать, в духе православной традиции, что соединение с Господом Иисусом Христом, святыми апостолами и Вселенской церковью осуществляет каждый епископ как глава Местной церкви.

Иначе мы вынуждены были бы предположить, что составители Указа от 7/20 ноября 1920 г., допускавшие существование в течение неопределенного времени Поместной церкви без первоиерарха, в виде совокупности самостоятельных епархий, обрекали тем самым Церковь на разрыв «апостольского преемства», на разрыв связи с Господом Иисусом Христом, апостолами и Вселенской церковью! Мы такое предположение категорически отвергаем, как ввиду его явного противоречия православному разуму и опыту, так и ввиду нашего духовного доверия к тем лицам, которые Указ составляли, ввиду нашего глубокого убеждения в том, что именно они, вслед за Поместным собором, продолжили развитие подлинно православной экклезиологии.

Мы привели догматические суждения членов Собора о том, что первосвятительский сан связан не с апостольским служением вообще, а с особым служением апостола Петра. Но это служение как раз и заключается в фактическом управлении Церковью: «паси овцы Моя», – сказал Господь апостолу Петру. И если Петрово служение епископа в отношении своей епархии является необходимым основанием Церкви, то патриаршество в Поместной церкви не есть обязательное условие ее бытия в каждый момент исторического времени, но есть увенчание, восполнение и завершение ее строительства в истории. Необходимыми условиями такого восполнения является утверждение апостольского достоинства каждого епископа, с одной стороны, и полное изгнание из Церкви мирского административно-бюрократического духа, с другой.