В. Л.: Да, это громкий спектакль.

С. С.: Который, как ни странно, идет уже шесть лет.

В. Л.: Спустя паузу такую большую, 20-летнюю, это уже другой театр и другой зритель? Или это тот же театр и тот же зритель?

С. С.: Поясню: я никуда не возвращалась, я начала заново. Потому что, заканчивая ГИТИС, я фактически в театре и не играла. Я снималась в кино.

Я продолжала сниматься после «Ануш». Я закончила ГИТИС, будем честны, в 1984 году, а на сцену впервые я вышла в 2014.

В. Л.: 30 лет!

С. С.: Да. То есть тогда, когда обычно уже уходят на пенсию. Но это какое-то ощущение второй жизни. Вот просто, клянусь тебе, такое ощущение… Часто людям, которые читают дамские журналы, где героиням задают вопрос: «Расскажите, пожалуйста, в чем секрет того, что вы хорошо выглядите?», хочется ответить: да ни в чем. Просто вот это ощущение принадлежности к той профессии, к которой я шла в юности, и в которую я, наконец, вошла уже в очень зрелом возрасте, дает ощущение чувства обновления внутри.

В. Л.: Но ты знаешь, это фантастический урок для всех: никогда не поздно.

С. С.: Да. И я так считаю, правда. Ничего не поздно.

В. Л.: И каков российский зритель?

С. С.: Я очень благодарна Евгению Витальевичу Миронову, который мной заинтересовался и сделал вот этот проект про Тургенева и Виардо «Метафизика любви», с которым я, в общем, объехала Россию, начиная от Тобольска и Мурманска и кончая Костромой. Зритель потрясающий. И в России зритель с неутоленной жаждой прекрасного. Более того, тут вдруг я обнаруживала, что мою телепрограмму смотрят. Потому что часто накатывает усталость: «Ну, слушай, может быть, уже достаточно этой “Нескучной классики”? Как блины пеку, честное слово».

У меня все время желание поменять формат, расширить его, сделать что-то по-другому. А тут я приезжаю в эти города, и приходят такие интеллигентные люди, которые говорят: «Вы знаете, а мы так ждем ваших программ».

В. Л.: В этой программе ты как бы постулируешь, что ее задача донести классическую музыку до широкой аудитории.

С. С.: Да.

В. Л.: Ты считаешь это возможно? Вообще есть ли страны и города, где у классической музыки широкая аудитория?

С. С.: Думаю, сейчас нет. И я никогда не ставлю задачу добиться какой-то массовости. Я вообще по натуре своей не трибун. Я боюсь толпы.

Я если выхожу в большую аудиторию в театре, то, как нас научили, есть четвертая стена, даже обращаясь к зрителю, я его не вижу, он виртуальный. Нет, вести за собой массы я не умею. За 40 минут невозможно глубоко погрузиться ни в одну тему музыкальную, но если я за 40 минут смогу достучаться до пятерых, которым станет интересно, о чем я говорила, и они потом пойдут и будут искать произведение, о котором шла речь, или захотят слушать интерпретатора, о котором шла речь… Вот это важно. Потому что популярная музыка настолько подавила массой своей, не качеством, а количеством и легкодоступностью…

В. Л.: У меня на полке стоит подаренная Володей книга «Диалоги с Владимиром Спиваковым» Соломона Волкова.

С. С.: Да. Это мое дитя.

В. Л.: Вот я и хотел спросить, это правда, что это ты придумала эту книгу?

С. С.: Да, да.

В. Л.: А что тебя толкнуло к этому?

С. С.: Два фактора. Первый то, что Володя и Соломон (как мы его называем Мончик) учились вместе в музыкальной школе в Питере.

Практически у одного педагога. И как потом сказал мне Соломон, что он не стал скрипачом, потому что рядом с ним был Спиваков. Второе, я очень любила книгу «Диалоги с Бродским» Соломона Волкова. Я ее всю зачитала, перечитала… И вот я думаю: «Ну что происходит? Они, в общем, никогда друг друга из вида не теряли.

И иногда после концертов, да где угодно, Володя ему звонит и говорит: “Я вот только что там сыграл симфонию Шостаковича”. Или Мончик звонит и говорит: “Я вот там слушал, сейчас передавали такой концерт…”» И они часами так говорят, и говорят, и говорят.

Я говорю: «Слушай, вы уже наговорили на три книги. А можно как-то намекнуть Волкову, что, может, мы сделаем книгу “Диалоги со Спиваковым”?» «Ты что? Его это не интересует». Мне всегда казалось, что Соломон меня просто не замечает, потом выяснилось, что это не так.

Оказывается, ему казалось, что это я мимо него хожу павой. И когда мы, наконец, встретились в Нью-Йорке, я выступила с предложением. И это было за пару лет до 70-летия Володиного. Я говорю: «Слушай, у меня есть мечта. Вот сделайте мне подарок, напишите книгу “Диалогов”». «Ну разве Вовочка согласится?» – спросил Соломон.

Придумали делать книгу. Но Соломону было тяжело летать и Володе. И тогда мы нашли замечательную форму сделать сначала диалоги под камеру, т. е. они были записаны просто как телепрограммы…

В. Л.: А потом расшифровать это.

С. С.: Естественно, в телепрограммы вошла 1/5 часть, но все целиком вошло в книгу. Вот так мне удалось их схватить.

В. Л.: Давай на любимую тему. Расскажи о дочках.

С. С.: У меня три дочки, они все замечательные.

А четвертая моя дочка – она ровесница моей средней дочери Татьяны, и это Володина племянница. Которую в свое время из-за довольно трагической ситуации в ее жизни, когда у нее умерла мама, Володина сестра, мы удочерили, и фактически она выросла в нашей семье. Сейчас, я бы сказала, моя главная опора – моя дочь Саша. Потому что, в отличие от всех наших с Володей дочек, которые натуры очень творческие, а значит, не очень организованные, Александра, которая заканчивала школу отельного бизнеса, человек, который знает, как бумажки разложить по папочкам, куда, когда позвонить, где, что, как оплачивать. Она человек, на котором держится все. Но главное, что она исключительной доброты, порядочности, ума, красоты молодая женщина, которой я очень горжусь – необыкновенно одаренная, с очень цепким, ясным, ярким умом…

В. Л.: С какого возраста она в вашей семье?

С. С.: Ей было 12, а сейчас ей 33. Так что она с нами уже 21 год. У нее двое замечательных детей. То есть наши единственные внуки появились благодаря Саше. И у нее замечательный супруг. В общем, там просто, дай бог им здоровья, – святое семейство. А девочки? Ну, что?

Я очень ими горжусь. Мы не стремились никогда…

В. Л.: Чтобы они повторили