– Кара, – говорит Бойл, – назови свое имя и адрес.

– Кара Уоррен. Статлер-Хилл, дом сорок шесть, Бересфорд, штат Нью-Гэмпшир, – отвечаю я.

– С кем ты живешь?

– С отцом. Кроме последней недели.

Окружной прокурор жестом указывает на меня:

– Мы видим, что у тебя рука в гипсе. Что произошло?

– Неделю назад мы с отцом попали в серьезную автомобильную аварию. Я сломала лопатку. Мой отец с тех пор не приходил в сознание.

– Он в коме?

– Врачи называют это вегетативным состоянием.

– У тебя есть другие родственники?

– Есть мать, она замужем во второй раз. И еще брат, которого я не видела шесть лет. Он живет в Таиланде, но, когда отец попал в аварию, мать позвонила ему, и брат приехал сюда.

– Какие у тебя отношения с братом? – спрашивает Бойл.

– Никаких, – решительно отвечаю я. – Он ушел из дома и после этого не захотел ни с кем из нас общаться.

– Как долго твой отец находится в больнице?

– Восемь дней.

– Что говорят врачи по поводу его состояния, какой прогноз?

– Еще слишком рано что-либо говорить.

А разве не так?

– Вы с братом обсуждали состояние отца?

Внезапно я чувствую себя совершенно опустошенной.

– Да, – говорю я, и поневоле к глазам подступают слезы. – Брат хочет, чтобы все поскорее закончилось. Он не верит, что отец может выздороветь. Но я хочу, чтобы папа прожил достаточно долго и доказал брату, что тот ошибается.

– Твой отец связывался с твоим братом в течение тех шести лет, что тот провел в Таиланде?

– Нет, – отвечаю я.

– Он когда-нибудь говорил о твоем брате?

– Нет. Они сильно поссорились, поэтому брат и уехал.

– Кара, ты поддерживала связь с братом? – спрашивает Бойл.

– Нет.

Я смотрю на одну присяжную. Она качает головой. Не знаю, ее смущает уход Эдварда или то, что я не пыталась его найти?

– Итак, – говорит окружной прокурор, – вчера ты рассказала мне неприятную историю.

– Да.

– Не могла бы ты повторить для леди и джентльменов из большого жюри, что произошло?

Мы с Дэнни репетировали рассказ в машине. Если быть точной, шестнадцать раз.

– Брат принял решение прекратить поддержание жизни нашего отца, не спрашивая моего мнения. Я узнала совершенно случайно и побежала в папину палату. – Будто наяву я снова слышу сигнал тревоги, прозвучавший, когда Эдвард выдернул вилку из розетки. – Там находились врачи, медсестры, больничный адвокат и другие люди, которых я не знала. Все они собрались вокруг кровати моего отца. Брат тоже был там. Я закричала, чтобы они остановились, не убивали папу. И все попятились. Все, кроме брата. Он наклонился, делая вид, что вздыхает, и выдернул вилку аппарата искусственного дыхания из розетки.

Я мешкаю, оглядывая сидящих за столом. Лица присяжных с таким же успехом могли быть нарисованы на воздушных шариках, настолько невыразительны и бесстрастны. Я вспоминаю, что сказал Бойл о трех критериях убийства по дороге сюда. Преднамеренность, желание убить и злой умысел. Совершенно очевидно, что брат все спланировал, иначе в палате не было бы столько врачей и медсестер. Не менее ясно и то, что он собирался убить отца. Только злой умысел остается камнем преткновения.

Я думаю о том, что поклялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. С другой стороны, я не поднимала правую руку. Потому что не могла. Может статься, моя присяга равносильна той, когда скрещивают пальцы за спиной, преподнося маме безобидную ложь: я почистил зубы, я выгулял собаку и нет, это не я поставил пустой пакет из-под молока обратно в холодильник.

И вообще, ее нельзя считать ложью, если цель оправдывает средства. Если благодаря ей у отца появится шанс поправиться. Пока все узнают, что я приукрасила факты, отец выиграет еще несколько часов или даже дней, чтобы очнуться.

– Он выдернул вилку из розетки, – повторяю я, – и закричал: «Умри, сволочь!»

Присяжная прикрывает рот рукой, как будто слова вырвались у нее.

– Кто-то повалил его, – продолжаю я, – и медсестра снова включила аппарат искусственной вентиляции легких. Врачи сейчас выясняют, какой ущерб был нанесен моему отцу, пока он находился без кислорода.

– Справедливо ли будет сказать, что у твоего брата очень сложные отношения с отцом?

– Абсолютно, – подтверждаю я.

– Кара, ты знаешь почему?

Я качаю головой:

– Я знаю, что, когда мне было одиннадцать лет, они сильно поругались. Настолько сильно, что Эдвард собрал вещи, уехал и никогда больше с ним не общался.

– Когда твой брат назвал отца сволочью, он был зол?

– Да, – киваю я.

– У тебя есть какие-то сомнения в том, что он намеревался убить отца? – спрашивает Бойл.

Я смотрю на него в упор:

– Нет. И у меня нет никаких сомнений в том, что он сделает это снова, если представится возможность.

Люк

В неволе волк может прожить одиннадцать или двенадцать лет, хотя я слышал, что некоторые особи живут даже дольше. Однако в дикой природе волку повезет, если он доживет хотя бы до шести. Уровень опыта и знаний, хранимый вожаком, незаменим, вот почему альфа бо́льшую часть времени остается в логове вместе с детенышами и отправляет других членов стаи патрулировать, охотиться и охранять территорию. Вот почему после гибели альфы многие стаи распадаются. Как будто центральная нервная система осталась без руководства со стороны мозга.

Так что же происходит, когда погибает альфа?

Первое, что приходит в голову, – продвижение внутри стаи. Возможно, бета, второй по важности после вожака, займет место бывшего босса. Но в мире волков все происходит по-другому. В дикой природе начинается поиск кандидатов. Одиноким волкам посылают зов, сообщая, что в стае появилась вакансия. Кандидатам будет брошен вызов, чтобы выбрать самого умного, надежного и способного защитить семью.

Конечно, в неволе такой поиск невозможен. И тогда принимать решения приходится животному среднего или низкого ранга, по натуре подозрительному и пугливому. Происходит катастрофа.

Время от времени в документальных фильмах показывают волков низкого ранга, которые каким-то образом поднимаются на вершину стаи, – омега заслуженно занимает положение альфы. Честно говоря, я в это не верю. Я считаю, что создатели этих фильмов изначально неправильно определили позицию волка. Например, вожак человеку с улицы обычно представляется смелой, властной и напористой личностью. Однако в мире волков такое описание соответствует рангу бета. Аналогично волка на позиции омега – робкое, нервное животное внизу иерархии – часто можно спутать с волком, который всегда идет сзади, настороженный и готовый к обороне, потому что пытается понять общую картину.

Другими словами, в дикой природе нет места сказкам и историям о Золушке. Скромный волк, который, казалось бы, на глазах поднимается на вершину стаи, на самом деле с самого начала