– Я тебя спасла. – Она издала тонкий, невеселый смешок. – Исцелила тебя вот этими руками. И даже не раз. И что взамен? Ты не проронил ни слова, когда мы сели в лодку, хотя прекрасно знал, что солдаты твоего отца будут ждать нас в засаде. Боже, а я еще предлагала тебе отправиться с нами! Бежать от отца, бежать из этой клетки и посмотреть мир. – Она обняла себя руками, кутаясь в чадру, как будто пытаясь отгородиться от него стеной. – Можешь гордиться собой, Али. Немногим удавалось обвести меня вокруг пальца, но ты… Я ведь до самого последнего момента не сомневалась в том, что ты мой друг.

Чувство вины было невыносимо. Али не догадывался, что ей пришлось испытать. Он всегда считал ее своим другом, но Нари как будто старалась держать дистанцию, когда на самом деле их отношения значили для нее намного больше. Откровение пришлось как удар под дых.

– Той ночью я не знал, что делать, Нари, – сказал он, с трудом подбирая слова. – Дараявахауш вел себя как безумец. Из-за него могла начаться новая война!

Она задрожала.

– Ничего подобного. Я бы ему не позволила развязать войну. – Ее голос звучал сухо, но по всему ее виду было понятно, что она старается не потерять самообладания. – Ну что ж, ты меня увидел. Насмотрелся? Ты нарушил мое уединение, чтобы лишний раз напомнить мне о худшей ночи в моей жизни. Что-нибудь еще?

– Нет, то есть да, но… – Али мысленно выругался. Момент преподнести ей кинжал Дары и сознаться в том, что отец выкрал его и сохранил в качестве военного трофея, был самый неподходящий. Он попробовал зайти с другой стороны. – Я писал письма…

– Да, твоя сестра передавала мне их. – Нари постучала по пепельному мазку у себя на лбу. – Из них вышла хорошая растопка для моей огненной купели.

Али присмотрелся к отметине, которую не сразу заметил в тени деревьев. Это его удивило, ведь раньше, за все время их дружбы, Нари никогда не проявляла особого интереса к религиозным обрядам своего племени.

От Нари не укрылось его пристальное внимание, и она ответила на его взгляд с вызовом. Али не винил ее за это. Он бывал весьма… несдержан в своих высказываниях о последователях культа огня. Капля холодного пота скатилась по шее, смочив воротник его дишдаши.

Она проследила взглядом за каплей, сползающей по его шее.

– Ты весь в них, – прошептала она. – Будь на твоем месте кто угодно другой, я бы услышала твое сердцебиение, ощутила твое присутствие… – Нари подняла руку, и он отпрянул, но, к счастью, растения на него больше не нападали. Нари просто внимательно изучала его. – Мариды что-то изменили в тебе, я права?

Али похолодел.

– Нет, – сказал он, убеждая не столько ее, сколько себя. – Они ничего мне не сделали.

– Врешь, – мягко укорила она, и Али невольно рассердился, услышав это. – Что? Не нравится, когда тебя называют лжецом? Разве лучше, если тебя обвинят в сделке с водяным демоном?

– Сделке? – переспросил он, не веря своим ушам. – Ты думаешь, я хотел, чтобы так случилось?

– Чтобы ты убил злейшего врага своего племени? Чтобы снискать наконец славу за победу над тем, кого не смог победить твой предок? – Ее глаза были полны презрения. – Да, победитель Афшина. Думаю, ты хотел.

– Ты заблуждаешься. – Али понимал, что Нари расстроена, но не у нее одной в ту ночь вся жизнь перевернулась с ног на голову. – Мариды не смогли бы использовать меня, чтобы убить Афшина моими руками, если бы сам Афшин не столкнул меня в озеро. А как они заполучили меня, Нари? – Его голос надломился. – Они проникли в мою голову и наводнили ее видениями о смерти всех, кого я когда-либо любил. – Он задрал рукав халата. В бледном солнечном свете его шрамы отчетливо контрастировали с черной кожей: треугольные следы зубов и полоска обезображенной ожогом кожи, обхватившая его запястье. – И все это они вытворяли одновременно с этим. – Его начало трясти, когда он вспомнил о страшных картинах, проносящихся у него перед глазами. – Тоже мне, сделка.

Али готов был поклясться, что на ее лице промелькнуло удивление. Но это длилось не дольше секунды. Просто Али не сразу сообразил, что сейчас выглядывало из-под его халата, который успел развязаться, пока принц катался в нем по земле и задирал рукава.

Взгляд Нари упал на рукоять клинка, в котором она безошибочно узнала кинжал Дараявахауша. Листва в роще задрожала.

– Откуда у тебя это?

О нет.

– Я… хотел вернуть его тебе, – быстро сказал Али, неуклюже вынимая клинок из-за пояса.

Нари бросилась на Али и выдернула клинок у него из рук. Она провела пальцами по рукояти, мягко нажимая на камни сердолика и ляпис-лазури. Глаза у нее влажно заблестели.

Али сглотнул. Ему хотелось что-то сказать сейчас, хоть что-нибудь, но никакие слова не исправят всего, что пролегло между ними.

– Нари…

– Убирайся, – сказала она по-арабски, на языке, который когда-то заложил фундамент их дружбы и на котором он в свое время учил ее творить огонь. – Хочешь избежать войны? Тогда убирайся из моего сада, пока я не вонзила этот клинок тебе в сердце.

Когда Али скрылся за деревьями, Нари упала на колени. Кинжал Дары увесисто лежал в ее руках. Она вспомнила, как он учил ее правильно держать нож во время броска. «Нет, не так…» Горячие пальцы Дары касались ее кожи, его дыхание щекотало за ухом. Ветер подхватывал его смех, когда у нее что-то не получалось, и она разочарованно чертыхалась.

Глаза застили слезы. Пальцы одной руки сомкнулись на рукоятке, а второй – сжались в кулак, куда Нари уткнулась губами, пытаясь остановить подступающие рыдания. Вряд ли Али успел далеко уйти, а она меньше всего хотела, чтобы он видел ее слезы.

Нужно было в любом случае вонзить это ему в сердце. Кто бы сомневался, что Ализейд аль-Кахтани вторгнется в единственное место в Дэвабаде, где она могла побыть одна, и доведет ее до истерики. Сейчас она злилась не только на его дерзость, но и на собственную реакцию. Нари редко позволяла себе так откровенно терять контроль. Они часто ссорились с Мунтадиром, и Нари с нескрываемым нетерпением ждала того дня, когда Гасан сгорит в погребальном костре, но она не ревела перед ними как маленькая потерявшаяся девочка.

Но не им, а Али удалось ее обмануть. Вопреки здравому смыслу, Нари стала дорожить их дружбой. Ей нравилось проводить время с кем-то, кто ценил ее интеллект и любознательность и не заставлял комплексовать из-за ее человеческой кожи и неумения обращаться с магией. Он ей нравился. Нравилось, как он по-детски загорался, когда, бывало, подолгу объяснял какой-нибудь малоизвестный экономический закон. Нравилось, как по-доброму и без гонора он обращался со слугами-шафитами, живущими во дворце.

Все это ложь. Сплошная ложь. Включая и эти его слова о маридах. Они тоже наверняка были ложью.

Нари сделала глубокий вдох и разжала кулак. От камней, утопленных в рукоять, остались следы на ладони. Нари и не надеялась увидеть кинжал снова. Однажды, вскоре после смерти Дары, она справилась у Гасана о судьбе оружия, а король ответил, что по его приказу кинжал пустили на переплавку.