Кирова сложила руки на груди.

– И вдруг! Прикатывает ко мне Маша, жена Бориса. Я ее знала, она к нам на новогодние вечера всегда приходила, мальчиков, пока маленькие были, на елку приводила, а когда они подросли, стали в мероприятиях для взрослых участвовать. Спокойная, разумная женщина. Но в тот раз у нее в глазах молнии сверкали! Хлобысь мне на стол заявление. А в нем написало, что Лаура Кукасян разрушает ее семью, сиротит детей, примите меры по отношению к развратнице.

– Серьезное дело по советским временам, – вздохнула я. – Если бы скандал разгорелся, начальству здорово досталось бы от вышестоящего руководства.

– И не говорите, – махнула рукой Виктория Ивановна. – Такой шухер поднялся бы. Я аж растерялась. Не ожидала от Марии столь глупого поступка, начала ее увещевать.

– Маша! Во-первых, я сомневаюсь, что у Бориса с Лаурой роман. Кто тебе об этом наболтал?

И что оказалось? Сибиряк Володя, ночуя у Демидовых, растрепал жене Бори про Кукасян. Ну кто его за язык тянул? Может, он холодный расчет имел? Подумал, баба на мужика своего обидится, семья развалится, а он тут как тут с утешением и букетом, поди плохо доктору из захолустья москвичом стать? Да не вышло. Маша решила за супруга сражаться.

Я ее попыталась в разум привести, сказала:

– Лауре достанется, но ведь и Боре вломят. Ты подумала, как на научной карьере мужа твое сообщение о его моральной нечистоплотности отразится?

Она засмеялась.

– Да наплевать! Борису все равно, где работать, устроится куда-нибудь. Он не особенно наукой увлечен. А Кукасян я дорогу к докторской диссертации перекрою. И вам всем достанется за то, что видели, как шлюха при живой жене мужика уводит, и молчали, хихикали в кулачок. Не хочешь принимать заявление? Отлично. Сейчас к секретарю парткома пойду, с ним поговорю, вас всех премий, тринадцатой зарплаты лишат. Уж я постараюсь! Сводникам первый кнут, а проститутку вон! Тебя, Виктория Ивановна, с поста председателя месткома турнут.

Ревность ее терзала. Я Леониду позвонила, попросила его срочно ко мне зайти. Сама к директору не пошла, у того секретаршей главная наша сплетница была. Когда начальник пришел, я ему ситуацию изложила. Леня за голову схватился, начал упрашивать обманутую супругу заявление порвать. Пообещал Кукасян выгнать, Бориса на должность замначальника лаборатории с повышением оклада перевести. Маша, не будь дурой, согласилась. Но поставила условие: сначала приказы об увольнении Лауры и о назначении Бориса выйдут, а уж потом она документ уничтожит. Если же ее обманут, она в министерство пойдет, в ЦК партии на прием отправится и там обо всем, что в НИИ творится, расскажет, а знает она много. Тихий Боря сам на работе помалкивал, а беседы сотрудников запоминал и жене их передавал, народ же порой о политике партии высказывался. Понимаете?

Я кивнула:

– Я начала работать в советские годы, представляю, как вы занервничали.

Кирова сложила руки на груди.

– Ну, я‑то в панику не впала, молодая была, за место не держалась, а вот директор наш перепугался до посинения, он по возрасту черту пенсии переступил, понимал: едва скандал разразится, его из теплого кресла со словами «Пора молодым дорогу уступать!» турнут. И лишится Леня машины с персональным шофером, заказов продуктовых, солидного оклада, государственной дачи – всех благ, которые ему очень нравились, да еще по партийной линии влетит за то, что сотрудники у него лишнее болтают. Короче, не успела Маша свои требования выдвинуть, как на доску приказы повесили: Кукасян вон за регулярные опоздания на работу, вместо нее замзавлабораторией стал Борис Демидов.

Что тут началось! – Кирова цокнула языком. – Мужики на Борьку ополчились, зашипели: «За какие заслуги Демидова повысили? Есть более достойные кандидатуры. Борис ни одной монографии научной не выпустил, еле-еле кандидатскую защитил. За последние пару лет две жалкие статейки в журнал накропал, да и те в соавторстве с Кукасян».

Кирова засмеялась.

– Бабы наши обрадовались. Вечно они о Лауре судачили, считали, что у нее любовник из партийной верхушки в Кремле сидит, поэтому у Кукасян шмотки импортные, и карьеру научную ей мужик делать помогает. Между прочим, по этой причине сплетня о связи Лауры с Борей по НИИ не разлетелась. Бухгалтерша, которая их в архиве застукала, пыталась рассказать, что она видела, но ей никто не поверил, все смеялись: «Борька и Лаура? Да ты, мать, совсем завралась. Зачем ей Демидов? Кукасян – птица высокого полета, она с кем-то на самом верху спит». Соня потом уволилась, и никто правды не узнал.

Так вот, бабье ликовало. Уволили местную звезду! Лаура хороша была внешне, умна и талантлива. Ее многие терпеть не могли, завидовали Кукасян отчаянно. За что? За стройную фигуру, красивое лицо, шмотки импортные, за талант. Сами по десять-пятнадцать лет в НИИ стулья задами протирали и все младшие научные сотрудники, никак кандидатскую не защитят. А Кукасян за короткий срок от лаборантки до замзавлабораторией кометой пронеслась, кандидатом наук стала, на докторскую замахнулась. Я один раз в туалете была, там две гадюки Лауру по косточкам разбирали, шипели, что она в министерстве кое-кого по ночам обслуживает, пробы на шлюхе ставить негде, а она страшная, тупая. И тут Катя из библиотеки вошла, послушала змеюк и спросила:

– Что же вы-то растерялись? Если так просто можно научную карьеру сделать через койку, отчего этой дорожкой не воспользовались? Или никто на вас, красавиц да умниц, даже смотреть не хочет? Начальникам большим глупая и некрасивая Лаура нужна?

У них такие рожи сделались!

Кирова налила себе еще чаю.

– Думал наш директор пожар скандала, который жена Бори разжечь собралась, водой залить, а получилось, что масла в пламя плеснул. Маша к начальству в министерство не побежала. Но в институте недовольство бушевало, и не сегодня-завтра оно могло до министерского кабинета долететь. Директор перепугался, но он не дурак был. Через пару недель после назначения замзавом Боря заявление об увольнении по собственному желанию накатал и из НИИ ушел. Народ ошалел, никто понять не мог, почему Демидов так поступил. Но в научном мире долго секреты не хранятся. Месяц спустя всплыл Машин муж в качестве начальника центра повышения квалификации научных кадров. Должность номенклатурная, оклад намного выше, чем у нас в НИИ, почета и уважения через край. Хлебное местечко. В центр направляли народ из глубинки, преподавателей провинциальных вузов. Они полгода учились, сдавали экзамены, если четыре-пять получали, им выдавали дипломы, и специалисты шли на повышение. Ясное дело, все директору центра подарки везли, приседали перед ним.

Сначала у нас удивлялись, а потом сообразили, что у Леонида Аркадьевича двоюродный брат в министерстве в отделе кадров служит. И все сошлось. Леня родственнику позвонил, попросил его для Борьки денежную должность подыскать, такую, чтобы Демидов отказаться не смог, и решил проблему. А куда Лаура подевалась, никого не интересовало.

Зинкина налила себе еще чаю.

– Признаюсь, узнав, что Кукасян уволилась, я обрадовалась. Ну, думаю, теперь опять спокойно жить станем. Ушла умная красавица, и Борис нас покинул. Вот и слава богу! Эх, кабы знать, что впереди ждет! Когда беды водопадом полились, сотрудники говорить стали, что НИИ проклят, и в этом врач Володя виноват.