– Ты наглый предатель! – возмущается Серри.

– А ты наглый лорд! Ты лжешь! Еще вчера ты бы скорее язык себе откусил, чем посмел назвать меня предателем!

– Ты ограбил всю страну! – продолжает осмелевший Серри. – Ты погубил моего тестя, благороднейшего Бекингема, да все головы твоих кардиналов вместе с твоей не стоят одного волоска этого человека, которого казнили с вашей подачи! Ты же специально меня отправил в Ирландию, чтобы я не смог ему помочь снять ваши тупые обвинения!

– Вся твоя болтовня – пустое вранье. Герцог Бекингем осужден совершенно законно. Любой суд подтвердит, что я никаких козней против него не строил. В вас, лорд Серри, нет ни честности, ни чести.

– Скажи спасибо, что тебя ряса защищает, все-таки мы священников уважаем, иначе я бы тебя уже мечом на куски порубил! – рычит расхрабрившийся Серри. – Милорды, почему мы до сих пор терпим эту наглость? Если мы станем пасовать перед этим куском красной тряпки, тогда всем вельможам скоро придет конец! Лорд Норфолк, вы благородный и уважаемый человек, перечислите-ка нашему кардиналу все его прегрешения, о которых нам стало известно. Да, и о том, что он девиц портит, тоже не забудьте упомянуть.

Вулси кое-как пытается отбиться, но ничего более внятного, чем «вы врете, этого не было», сказать не может. Ну а что тут скажешь? Например, что касается «порчи девиц», то всем было известно, что Вулси не соблюдает целибат и не скрывает наличия незаконнорожденных детей. Наша дружная компания меж тем начинает наперебой (в смысле – по очереди) перечислять провинности кардинала.

Во-первых, он «дерзко, без ведома иль воли короля» захотел стать папским легатом и ущемить права английских епископов.

Во-вторых, в письмах, которые кардинал направлял в Рим и европейским монархам, он ставил подпись «Я и мой король», что выглядело так, будто «Я», то есть кардинал Вулси, тут главный, а король – так, погулять вышел.

В-третьих, когда кардинала отправили послом к императору Священной Римской империи, он «без ведома монарха и совета» взял с собой Большую государственную печать, тем самым давая самому себе возможности и полномочия подписать любой документ без согласования с Генрихом.

В-четвертых, он посмел «без воли короля и всей страны» передать третьему лицу полномочия по заключению мира с Феррарой.

В-пятых, повелел чеканить на монетах кардинальскую шапку.

В-шестых, Вулси давал взятки людям, имеющим влияние в Риме, чтобы обеспечить голосование и свое избрание Папой.

В-седьмых, совершил еще множество других проступков, называть которые не хочется из гигиенических соображений.

«И много есть еще других проступков,

Но вашей мерзостью я не желаю

Марать себе язык», —

заканчивает обвинительный хор граф Серри.

Серри так раздухарился, упиваясь представившейся возможностью унизить ненавистного кардинала, что камергеру даже неловко стало.

– Зачем же бить лежачего, милорд? – укоризненно произносит он. – Вина кардинала и так понятна всем, пусть суд решает и выносит приговор, а вам негоже устраивать самосуд. «Мне больно видеть, как его величье бесследно тает».

Жалостливый, стало быть, у нас лорд-камергер. Ну, об этом чуть дальше.

– Я его прощаю, – великодушно изрекает Серри.

Слово берет герцог Сеффолк:

– Лорд-кардинал, ваши действия в качестве папского легата подпадают под действие закона о конфискации имущества. В связи с этим король дал мне поручение конфисковать все ваше состояние и объявить вас вне закона.

– Теперь у вас есть много времени, чтобы подумать, как жить дальше, – добавляет Норфолк. – Думаю, король будет в восторге от того, что вы упрямо отказываетесь вернуть ему Большую печать. «Прощайте же, ничтожный кардинал».

Все, кроме Вулси, уходят.

Оставшись в одиночестве, кардинал произносит горестный монолог о том, как человек старается, надеется, рассчитывает на что-то, и когда ему кажется, что все уже получилось и вершина достигнута, все внезапно рушится и он оказывается в самом низу, одряхлевший, ослабевший и никому не нужный. Жалок и несчастен тот, кто зависит от монарших милостей: от момента взлета до момента опалы вся жизнь этого человека наполнена только страхом и мучениями.

Входит Кромвель и останавливается в смущении.

Кардинал Вулси и Томас Кромвель

– Сэр, у меня нет слов…

– Что, не ожидал? Думал, такой великий человек, как я, застрахован от падения?

– Как вы себя чувствуете?

– Я-то? Отлично! Я прекрасно себя чувствую! Спасибо огромное его величеству, он снял с меня груз. Должность-то была высокой, а к высокой должности прилагаются большие заботы и большая ответственность. Наконец-то я свободен от всего этого! Спокойная совесть – главное счастье, вот что я теперь понял.

– «Рад, что из бед вы пользу извлекли», – осторожно отвечает Кромвель.

– Ну, я сильнее, чем кажусь, и вынести могу намного больше, чем эти мои злопыхатели придумают. Какие новости? Рассказывай!

Кромвель принимается добросовестно перечислять:

– Король в гневе.

– Это понятно.

– На ваше место уже назначили Томаса Мора.

– Быстро они… Что ж, он – человек образованный, ученый, бог ему в помощь, «пусть добро творит, всегда в ладу и с совестью, и с правдой». Что еще?

– Кранмер вернулся, и его сразу назначили архиепископом Кентерберийским.

– Ничего себе! – похоже, Вулси и в самом деле сильно удивлен.

Смотрите-ка, новость о назначении Кранмера поразила кардинала куда больше, нежели известие о назначении Томаса Мора лордом-канцлером. В случае с Мором кардинала задела лишь скорость, с которой была проведена кадровая замена. Да, все правда, Томас Мор был известным ученым и писателем, кроме того, он был давним противником Вулси, сопротивлялся многим его решениям, оспаривал их в парламенте, выступал категорически против любых поползновений расторгнуть брак Генриха и Екатерины. Так что выбор кандидатуры на должность премьер-министра не был для Вулси неожиданным. А неправда в том, что Мор стал преемником Вулси еще в 1529 году, когда сам Вулси попал в опалу, и поскольку новый лорд-канцлер вопреки ожиданиям Генриха Восьмого никак не помогал королю получить развод, более того, всячески препятствовал этому, Генрих его и отстранил от должности в 1532 году, то есть до того, как в январе 1533 года женился на Анне Болейн. Мор, истинный католик, сидел в заключении и упорно отказывался подписать «Акт о супрематии», в соответствии с которым король признавался главой церкви Англии и больше не подчинялся Папе Римскому. В конце концов Генриху это надоело, и он с полным удовольствием казнил Томаса Мора в 1535 году. А вот Томас Кранмер действительно стал архиепископом Кентерберийским в марте 1533 года, через два месяца после заключения королем своего второго брака. И это назначение