Мужики шумно отрясали снег с пимов, смущаясь, сгрудились у порога. Симантовский уже увереннее улыбнулся:

— Проходите, ради бога, рассаживайтесь.

Еще больше смущаясь, подкашливая, не зная куда спрятать неуклюжие руки, мужики расселись кто на диване, кто на стуле, а кто на принесенной из кухни лавке. Устроились наконец. Устремили смущенные взгляды на чуть порозовевшее лицо учителя. Тот, оперевшись на стол заложенными за спину руками, в задумчивости покусывал нижнюю губу. Казалось, даже набрякшие под глазами мешки стали меньше, разгладились протянувшиеся от крыльев носа к углам рта морщины.

Видя, что крестьяне продолжают молчать, он изобразил внимание:

— Чем могу служить?

Аверкий ткнул Мышкова локтем. Сидор покосился и провел ладонью по волосам, потом, испытывая неловкость от того, что приходится говорить сидя, в то время как господин учитель стоит, сказал:

— Мы, значица, посоветоваться…

— Относительно лесу, — поддакнул Василий Птицын. — Антиресуемся, чья же все-таки правда? Кабинетских али наша? По манихвесту, стало быть…

— Там ить о свободах говорится, — вставил Аверкий.

Симантовский обхватил подбородок длинными пальцами, размышляя, как вести себя с крестьянами, насколько сейчас опасен становой пристав и что будет, если оттолкнуть мужиков. Прикинув, что всегда может оправдаться перед полицией, сославшись на недалекость, свойственную сибирскому крестьянину, он счел весьма забавным подлить немного масла в разгорающийся огонь.

— Действительно, под давлением народа, возмущенного несправедливым своим положением, Николай Второй был вынужден даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах подлинной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов…

Аверкий повернулся к односельчанам:

— Че я вам говорил? Раз свобода, значица, лесом таперя мир распоряжается.

— Ага, видали мы седня энту свободу, — угрюмо заметил Игнат Вихров, запустив пальцы в бороду.

Симантовский подался к нему, заботливо осведомился:

— Что-нибудь случилось?

— Случилось, — буркнул Вихров. — Объездчики Косточкину брюхо наизнанку вывернули. Из берданы…

От этой его угрюмости Симантовский и в самом деле встревожился, торопливо отвел взгляд, посмотрел на Мышкова, которого знал как спокойного и рассудительного крестьянина:

— Не совсем понимаю?..

Сидор тяжело вздохнул, пояснил, с трудом роняя слова:

— Поехали мы седня в кабинетский бор хлыстов нарубить, совсем измаялись без лесу-то. Анбар ли починить, заплот подладить. А взять негде.

— Энто точно, — грустно подтвердил Птицын.

— Ну, так вот… — продолжил Сидор. — Рубим себе, никого не трогаем. А тут, как на грех, полесовщики налетели. Вот и подстрелили Егорку Косточкина… А у его пятеро малолетков да теща-старуха…

Аверкий почесал рыжую голову; чувствуя вину в том, что подбил мужиков на порубку, уныло проронил:

— Кончится таперя Егорка.

Озабоченно крутнув шеей, Симантовский с придыханием спросил:

— За фельдшером послали?

— Послать послали, токмо че он сделает? Кишки-то мы, почитай, со снега сгребали, — ответил Аверкий и, вяло махнув рукой, добавил: — Кончится таперя Егорка…

Симантовскому стало жутковато, к горлу подступила тошнота.

— Боже мой… Из-за какой-то лесины…

Мужики примолкли. Нарушил молчание Сидор Мышков:

— Господин учитель, старожильцы сказывают, будто в ранешние времена из кабинетских имениев лесок-то задаром отпускали. Али брешут?

Выйдя из забытья, Симантовский уверенно кивнул:

— Абсолютная правда. Дело в том, что еще с прошлого века существует сервитут на отпуск крестьянам строевого и мелкого леса из лесных дач Кабинета.

Мышков приподнялся, извиняющимся тоном проговорил:

— Мы люди темные… С чем энтот… сервитут едят?

— Сервитут? — снисходительно улыбнулся учитель. — Это латинский термин, юридический. Сразу и не соображу, как его попроще растолковать. Одним словом, это право пользования частью чужой собственности. Не всей, а только частью. Вот, например, идете вы по кабинетскому бору. Собираете шишки для самоваров, грибы, ягоды. Вам же никто не препятствует?

— Не-ет, — раздумчиво промычал Мышков. — Полесовщики не цепляются.

— Вот видите! — почти радостно воскликнул Николай Николаевич. — Не цепляются. А почему? Потому что вам предоставлено это право. То бишь, вы имеете сервитут на сбор упомянутых плодов.

Мужикам никогда и в голову не приходило, что можно запретить собирать ягоды, и сказанное учителем показалось занятным. Они принялись удовлетворенно переглядываться, словно каждый хотел сказать другому, что это именно ему первому пришла мысль обратиться за разъяснениями к столь умному и знающему человеку.

Игнат Вихров, все еще хмурясь, спросил:

— Дык давали раньше лес, али нет?

Симантовский торопливо кивнул:

— Безусловно, и в начале сервитут был довольно-таки щедрым. На двор выходило по полсотни хлыстов, по сотне жердей и кольев, да по пяти кубических саженей дров!

Все оживленно загалдели:

— Вот энто да-а!

— Солидно!

— При энтакой жисти и самовольничать — грех!

— И не говори, ноне бы так…

Вихров оборвал повеселевших односельчан:

— Эк вас разнесло! Кады энто было!

Симантовский поддакнул ему, горько улыбнулся, давая понять, что принимает крестьянскую нужду близко к сердцу и негодует вместе с ними.

— К сожалению, это действительно было давно. Теперь отпуск леса в таком количестве стал пределом мечтаний народа.

— Хе, в таком! — брякнул Аверкий Бодунов. — Хоть бы в треть такого.

Добродушное лицо Мышкова погрустнело:

— В соседнем имении в прошлом годе по два хлыста да по десять жердей выделили. А у нас так уже третий год ни шиша не дают, хоть тресни. Шванка говорит, закон такой вышел, чтоб вообче за так не давать лесу.

— Врет немчура! — уверенно заявил Игнат Вихров. — Не могет быть, чтоб в одном имении давали, а в другом крестьянину от ворот поворот.

Симантовский помедлил и осторожно возразил:

— Нельзя сказать, что врет… Просто имеет место коллизия между законодательными актами. Помощник управляющего

имением, очевидно, ссылается на закон от одна тысяча восемьсот девяносто девятого года. Этим законом действительно прекращен отпуск леса.

Василий Птицын удивленно ощерился, закрутил головой, словно приглашая остальных в свидетели:

— Че ж энто получается? У соседей нет закону, а у нас он есть? Потешно…

Улыбнувшись поощрительно, Симантовокий проговорил:

— Таковы наши российские законы! Издать-то издадут, а с какого срока он должен начать действовать, указать и запамятуют!

— Раз не указали, значица, и не действует, — рассудительно сказал Сидор, снова задумался, почесал лоб и попросил: — Вы, господин учитель, все-таки растолкуйте нам, темным людям, могем мы лесом кабинетским пользоваться али не могем? Уж не сочтите за труд.

Симантовский быстро прошел к этажерке, отыскал нужную тетрадь, перелистал.

— Я как-то специально занимался этим вопросом. Делал выписки из Лесного устава. — Найдя нужную страницу, прочел вслух: — Статья четыреста девяносто первая гласит: «Все принадлежащие Кабинету, приписанные к горным заводам Алтайским леса, состоят в непосредственном заведывании заводского управления». А статья четыреста девяносто