он, Адольф Гитлер, и есть вероломный агрессор! Это, между прочим, вполне рутинная практика во взаимоотношениях между лидерами государств, тем более потенциальных противников, особенно по наиважнейшим вопросам политики, каковыми и являются вопросы войны и мира. Вспомните приведенное выше выступление Сталина 18 ноября 1940 года по итогам визита Молотова в Берлин.

Будучи опытным разведчиком и дипломатом с огромным стажем, Шуленбург мгновенно понял замысел Сталина. Однако зная практику своего фюрера — по возможности избегать ситуаций связывания рук, тем более совместными публично-письменными заявлениями, — выдвинул совершенно противоположную идею. Идею, которую спонтанной или даже сугубо личной, то есть «домашней заготовкой» самого Шуленбурга, ну никак не назовешь. В изложении Деканозова и записи Павлова, в точности которых сомневаться действительно не приходится, потому что, во-первых, не те времена были, чтобы что-то не так излагать, а, во-вторых, все встречи и беседы контролировались в том числе и техническими средствами НКГБ СССР, идея Шуленбурга прозвучала так: «В ответ на мое предложение Шуленбург заявил, что у него имеется другое предложение. Он полагал бы целесообразным воспользоваться назначением Сталина главой советского правительства. По мнению Шуленбурга, Сталин мог бы в связи с этим обратиться с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке, Муссолини и Гитлеру, “может быть, — добавил Шуленбург, — и к Турции”, и указать в этих письмах, что, став во главе правительства (Шуленбург опять как бы ошибочно сказал — “государства”), заявляет, что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику. Текст писем, адресованных указанным странам, мог бы быть одинаковым, но в письме, адресованном Гитлеру, во второй его части могло бы быть сказано, например, так, что до Сталина дошли сведения о распространяющихся слухах по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. Для противодействия этим слухам Сталин предлагает издать совместное германо-советское коммюнике примерно указанного мною содержания. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Шуленбурга, был бы разрешен. Передав мне это, Шуленбург добавил, что, по его мнению, мое предложение о коммюнике хорошее, но надо действовать быстро, и ему кажется, что можно было бы, таким образом, объединить эти предложения.

В дальнейшей беседе Шуленбург отстаивал свое предложение, говорил, что надо сейчас очень быстро действовать, а его предложение можно очень быстро реализовать. Если принять мое предложение, то в случае передачи текста коммюнике в Берлин, там может не оказаться Риббентропа или Гитлера, и получится задержка. Однако если Сталин обратится к Гитлеру с письмом, то Гитлер пошлет для курьера специальный самолет, и дело пройдет очень быстро.

Видя, что Шуленбург не поддерживает предложение о совместном коммюнике, я сказал, что не настаиваю на своем предложении, которое было мною сделано по просьбе посла, выразившего беспокойство по поводу слухов. Кроме того, разговор о письме т. Сталина Гитлеру вообще является гипотетичным, и я не могу входить в подробности его обсуждения. К тому же я предвижу трудности в его реализации. Я еще раз повторил, что мне кажется, что мое предложение наиболее соответствует пожеланиям посла и не расходится с моим убеждением о полезности такой акции, и оно, безусловно может быть быстрее реализовано, чем предложение Шуленбурга.

В заключение беседы Шуленбург предложил еще раз вернуться к этой теме и встретиться у него на завтраке завтра или послезавтра, ибо это дело, мол, очень спешное. Он просил меня все же довести о его предложении до сведения т. Молотова. 10 мая я обещал позвонить ему, чтобы условиться о времени следующей встречи. При беседе присутствовал т. Павлов В.Н. Беседа продолжалась 2 часа. В. Деканозов»[204].

А перед встречей 12 мая Деканозов в тот же день получил от Молотова согласованную со Сталиным инструкцию о том, что надо сказать Шуленбургу. Вот текст этой инструкции, которая была написана в виде как бы прямой речи самого Деканозова: «Инструкции В.М. Молотова послу СССР в Германии В.Г. Деканозову для беседы с послом Германии в СССР Ф. фон Шуленбургом от 12 мая 1941 г.: “Я говорил с т. Сталиным и т. Молотовым насчет предложения Шу-ленбурга об обмене письмами, в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин, и Молотов сказали, что в принципе они не возражают против такого обмена письмами, но считают, что обмен письмами должен быть произведен только между Германией и СССР (для сведения читателей: в дипломатии ничто с порога не отвергается, за исключением случаев грубого вмешательства в дела государства — всегда делается вид, что выдвинутое противной стороной предложение можно как-нибудь да обсудить за столом переговоров, а в период обострения отношений не заинтересованная в этом сторона всячески стремится втянуть противную сторону в переговоры. — А.М.). Так как срок моего пребывания в СССР истек и сегодня я должен выехать в Германию, то Сталин считает, что Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике”»[205].

В первом пункте записи беседы Деканозова с Шуленбургом 12 мая говорится: «…1. Шуленбург не проявлял инициативы и не начинал разговора о предмете наших последних бесед. Он только упомянул о том, что получил из Берлина с курьером, прибывшим сегодня, пачку почты, в которой были также письма от Вайцзеккера и Вермана. Но ничего нового или интересного в этих письмах нет. Я взял инициативу и сказал Шуленбургу следующее: я говорил со Сталиным и Молотовым и рассказал им о предложении, сделанном Шуленбургом об обмене письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин, и Молотов сказали, что в принципе они не возражают против такого обмена письмами, но считают, что обмен письмами должен быть произведен только между Германией и СССР. Так как срок моего пребывания в СССР истек и сегодня я должен выехать в Германию, то Сталин считает, что г-ну Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике. Шуленбург выслушал мое заявление довольно бесстрастно и затем ответил, что он, собственно, разговаривал со мной в частном порядке и сделал свои предложения, не имея на то никаких полномочий. Он вел эти переговоры со мной как посол в интересах добрых отношений между нашими странами. Он, Шуленбург, не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства. В настоящее время он сомневается даже, получит ли он такое поручение. Он, конечно, сделает все, чтобы такие полномочия