Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что ни о каких уступках со стороны СССР и Сталина действительно не могло быть и речи. А потому совершенно неважно, по собственной ли инициативе действовал граф Шуленбург или же с ведома и согласия самого Гитлера. Или как минимум по согласованию со своим прямым начальником — министром иностранных дел нацистской Германии И. Риббентропом. Провокация — она и есть провокация, тем более что в данном случае она явно преследовала далеко идущие цели. Здесь следует иметь в виду следующее обстоятельство. Гитлер отлично понимал, о чем не раз говорил в своем окружении, что последняя надежда Англии — это Советский Союз. И если быстро разделаться с СССР, о чем в то время буквально грезил и Гитлер, и вся его камарилья, то Англии настанет реальный конец, а, следовательно, и у США уже не будет оснований вмешиваться в европейскую войну, чего Гитлер очень опасался. Так вот факт «инициативно-спонтанного» письма Сталина, в котором ко всему прочему фигурировало бы по предложению Шуленбурга еще и уверение, что СССР и далее будет проводить дружественную политику по отношению к Третьему рейху, фактически означал бы абсолютное разрушение даже тени намека на какие бы то ни было надежды Англии, а заодно и надежды на создание антигитлеровской коалиции с участием США. Потому как заполучи Гитлер такое письмо да предай его гласности, а он не побрезговал бы такой возможностью, то и Англия, и США напрочь отвернулись бы от СССР. Или, что еще хуже, ощетинившись штыками и пушками, объединенными усилиями набросились бы и на Германию, и на СССР одновременно или, что в то время было не менее вероятно — только на СССР. Очевидно, что и с этим также связано то обстоятельство, что в ноте германского правительства от 21 июня 1941 г. упор сделан именно на то, что СССР осуществляет якобы недружественную политику по отношению к Германии.
А повод можно было создать еще тогда, причем повод хоть куда — еще с конца апреля — начала мая 1941 г. СССР стал передислоцировать войска на Запад, что, увы, было зафиксировано германской военной разведкой (этот факт отметил в своих мемуарах маршал М.В. Захаров), демонстративно провел крупные учения воздушно-десантных войск, демонстративно призвал около 800 тысяч резервистов. Причем настолько демонстративно, что все сообщения германских дипломатов и разведчиков буквально пестрели этими данными[208].
И здесь в первую очередь надо четко уяснить, почему вообще с советской стороны было выдвинуто предложение об издании совместного коммюнике. Дело в том, что 4 мая 1941 г. Гитлер выступил с программной речью в рейхстаге, в которой даже и не упомянул об СССР! Как будто занимающего 7 часть суши земного шара крупнейшего государства мира и не существует! Это не могло не встревожить Сталина, тем более на фоне нараставшего в то время вала все более тревожной информации разведки.
В ответ 5 мая 1941 г. Сталин выступил со ставшей знаменитой речью перед выпускниками военных академий на приеме в Кремле. Слухи об этой речи мгновенно распространились в дипломатическом корпусе Москвы и до того взволновали и обеспокоили немецкое посольство и резидентуру германской разведки, что они немедленно стали предпринимать все возможные усилия, чтобы узнать точно, что конкретно говорил Сталин (причем германская разведка занималась этим даже во время войны, тщательно опрашивая всех попавших в плен советских старших офицеров и генералов).
6 мая 1941 г. Сталин был назначен председателем Совета Народных Комиссаров СССР, проще говоря, главой правительства. И когда Деканозов повторно озвучил идею о совместном коммюнике, это было как бы завуалированное приглашение к переговорам, раз уж Сталин возглавил Советское правительство. Проще говоря, Берлину тонко намекнули, что если есть какие-то проблемы в межгосударственных отношениях, то, что называется, «битте шён», то есть пожалуйста, давайте решать их за столом переговоров. Кстати говоря, Шуленбург четко подтвердил это в своем донесении от 12 мая 1941 г. в МИД Германии: «По моему мнению, можно со всей определенностью утверждать, что Сталин поставил перед собой внешнеполитическую цель исключительной важности… которой он надеется достигнуть посредством личных усилий. Я твердо верю, что ввиду осложнений международной обстановки Сталин поставил перед собой цель уберечь Советский Союз от конфликта с Германией»[209].
[Интересное дело получается — посол Третьего рейха еще тогда, в 1941 г., прекрасно понимал, что и зачем делает Сталин, а некоторые из наших, пардон, отечественных историков даже в третьем тысячелетии поливают грязью внешнюю политику сталинского СССР накануне войны!?]
Надо отдать должное германским дипломатам и разведчикам, они мгновенно просекли всю ситуацию, хотя Москва, как это уже ясно видно из вышеизложенного, умышленно поступала подобным образом. Однако куда важнее иное. В предложении Шуленбурга просматривалось явное стремление Берлина заполучить от Москвы письменное признание установленного нацистской Германией в Европе «нового мирового порядка» и ведущей роли «оси Берлин — Рим — Токио» в мировых делах. То есть фактически заставить письменно расписаться в том, что от почти до нуля сведенного антизападничества в идеологии (в том числе и роли Коминтерна) Москва решительно переходит к реальному военно-геополитическому антизападничеству чуть ли не как четвертый член этой «оси»! Последствия такого шага были бы крайне негативны для СССР, ибо пойди Москва на это, то едва только проявившиеся в то время и еще далеко не совсем ясно конкретизированные контуры будущей антигитлеровской коалиции были бы разрушены, что называется, в зародыше.
Как очень опытный дипломат и разведчик, Шуленбург не мог не понимать, что если действительно сложатся условия для образования коалиции держав в составе СССР, Англии и поддерживавших ее США, то Германия безальтернативно обречена на погибель. А Кремль в это время уже осуществлял ряд шагов, которые становились известными и германской дипломатии в том числе — потому что в ряде случаев их нарочно не скрывали, о чем будет сказано ниже. И, подчеркиваю, не понимать всего этого Шуленбург не мог.
И в таком случае получается, что никакого иного вывода из его отчаянной попытки навязать идею об инициативно-спонтанном письме Сталина Гитлеру, кроме как о провокации Шуленбурга (или тех, кто сподобил его на это, а он лишь стал передаточным звеном) с далеко идущими целями невозможно сделать. Абсолютно естественно, что Сталин не пошел на такой шаг, дабы не дать в руки и без того крайне опасного геополитического противника документальный компромат на СССР и на себя. Потому что столь совершенно не характерная для очень выдержанного нацистского посла-разведчика настойчивость в навязывании тезиса об очень срочной