они максимально короткие, вон половина попы выглядывает. Майка падает с одного плеча. Я похудела, что ли? Все это время, которое себя разглядываю, продолжаю неистово полировать несчастное зеркало.

Вдруг в дверь начинают оглушительно и почти беспрерывно звонить. От неожиданности подскакиваю. Кого там колошматит около несчастного дверного звонка? Да и иду я! Зинаида Павловна, наверное, за чем-то припожаловала. Она периодически заходит ко мне то за солью, то за сахаром. Мне не жаль, я одалживаю. Да или просто на чай приходит. Милая старушка, я очень люблю с ней поболтать. Раскидываю по пути уборочные принадлежности и щелкаю замком.

И чего я в глазок не позырила? М?

— Собирайся! — раздается несокрушимая команда, когда я еле успеваю открыть дверь.

— Куда? — теряюсь от неожиданности.

— Какая разница? Я тебя зову. Едем! — завалившись на стену, с независимо раздражающим видом вещает этот деспот. А это он, да.

— Ты оборзел так разговаривать? — наконец возмущаюсь я.

Шахов дергает плечами и по бычьи яростно наклоняет голову вперед. Коротко, но шумно выдыхает и затискивает меня в квартиру. Захлопнув дверь, хватает за плечи и прижимается к лицу своим лбом.

— Леееен…ну я прошу…едем? — вроде бы и просит, но в то же время давит.

От этой близости меня начинает волочить не по-детски. Ник так прижимает к себе, неспеша поглаживает плечи и дышит на меня. Дышит и дышит. Дышит и дышит. А я не могу пошевелиться. Изо всех сил держусь, чтобы не запрыгнуть на него и не впиться в губы. Его рот, вот он — рядом. От соблазна зажмуриваю глаза и упираюсь в стену.

— Какого черта ты сотворила с волосами? — фраза-бомба обрушает меня с небес на землю.

— Чтооо? — мои глаза расширяются сами по себе. Хам! Грубиян! — Это мои волосы, что хочу, то и делаю! Выпрямила, не видишь?

Шахов немного отстраняется от меня, но плечи не отпускает. Одной рукой подцепляет резинку и разбрасывает волосы по плечам. Берет одну прядь и пропускает сквозь пальцы. Задумчиво смотрит и произносит.

— А мне твои кудри нравились больше. Когда они обратно завьются? — стоит и наглаживает мои волосы.

Я растеряна. Даже не думала, что ему что-то нравится. Особенно моя прическа. А кудри да, выпрямила. Ну там как у девочек бывает, новая стрижка — новая жизнь. Вот и я тоже, и туда же.

— Едем? — хриплый выдох Ника будоражит.

— Да куда же?!

— Увидишь. Лена, прошу, одевайся.

Вздохнув, выскальзываю из его рук и направляюсь в комнату. Предложив Нику, подождать в гостиной, удаляюсь в нишу спальни. Вслед догоняют слова.

— А ты всегда в таком виде гостей встречаешь? — гремит Шахов.

— В каком, Ник?

— С голой жопой? М? И без белья? Это нормально? — да какого черта он злится? Я не понимаю!

— Нет! Сегодня исключение, блин! — не хочу продолжать и скрываюсь из вида.

Так. Быстро-душ, смена одежды и минимум косметики. Не собираюсь наряжаться и загоняться с мейком. В баню все! Минут через тридцать выхожу и направляюсь к Никите. Он, вальяжно развалившись, сидит на диване и копается в телефоне.

— Готова. Едем?

— Мгм. Едем.

Пока обуваемся, закрываем дверь, не произносим ни слова. Также молча спускаемся к его машине. Жуковой Прадик ждет у подъезда. Боже, ну и чудовище. Мне трап нужен, чтобы в салон забраться. Зверь-машина и зверь-хозяин. Ну да, тандем равноценный, чего удивляться. Ник открывает дверь, хватает на руки и осторожно сажает на сиденье. Я может и в замешательстве, но вида не показываю. Ничего такого, просто помог. Его руки такие крепкие…Боже…

Шахов садится рядом. Внезапно он наклоняется и ловит мой подбородок руками, припечатывается к губам и улыбается. Поцелуй настолько поразительно чувственный и нежный, что сразу отправляюсь в невесомость. Независимо от своих реакций, сама тянусь и целую. Никаких языков, просто захватываю нижнюю губу Ника и тут же отпускаю.

Зря я это сделала.

Секунда, и я сижу у него на коленях, оседлав верхом. И хорошо, что сумерки на улице уже. Это хотя бы как-то меня успокаивает. Мой сладкий мучитель подсовывает руки за свитшот и невесомо касается позвонков.

— Наконец-то. — сипло бормочет, уткнувшись мне в грудь. — Я скучаю по тебе. Очень. Ты нет?

Нажимает рукой на затылок и припечатывает к своему рту. Недолгая нежность сменяется неистовством. Никогда так варварски Никита меня еще не целовал. Истязает меня настолько изощренно и пламенно, что сразу улетаю. Ник сильный, горячий и напористый. В нем бушуют сразу несколько стихий, как контролирует, не понимаю. Он буйный ветер, гром и молния, буря и натиск. Клокочет, вибрирует, ревет и немыслимо стонет. Это все внутри, но я осязаю его дикую натуру кожей, всеми фибрами и ранимыми открытыми рецепторами. Принимаю. Принимаю всего, не оставляя ничего за пределами.

Пусть все пламенеет, сметает все бастионы и укрепы, мне уже все равно.

Шахов сжимает, врывается своим влажным языком, сплетается с моим. Лижет протяжно и почти не разрывает контакт. Его безбожно собственнические руки владеют моим, вдруг ставшим таким слабым, телом. Гладят и сминают кожу. Пальцы щекочут границу джинсов и кожи, заползают немного за отворот, потом замирают и возвращаются на живот, задевают мою ящерицу, кружат около пирсинга. Кожа пульсирует и мелко дрожит. Он так трогает. Он так меня трогает!

Перемещаются жадные руки к груди и, сдвинув вверх белье, алчно сжимают. Одновременно судорожно выдыхаем. Неосознанно льну к Никите и на рефлексах припаиваюсь к паху. Потряхивает бедра, не могу сдержать себя. Еложу на его ногах и двигаюсь. В пылу безудержного удовольствия вдруг чувствую его вздыбленный член. Большой! У таких, как он не может быть маленького. И я сейчас в этом убеждаюсь.

— Мы сейчас никуда не уедем. Если не прекратишь так делать.

— Как?

— Раскачиваться на мне. — сильнее прижимает мои ноги к своим и сам немного толкается вперед. Закусываю губу от этого жгучего соприкосновения.

—