Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, интересно, – обрадовался Мика в надежде на развитие диалога.
– Пока, мне пора, – обрубила Элина.
– Тебя подвезти? – предложил Мика. – Я за рулем.
– Нет, лучше потом купишь мне машину, – сказала Элина и ушла.
А через день он нашел в своем почтовом ящике письмо от нее. Она не стала ждать субботы.
Привет.
Ты объяснял мне, что никогда не бросал меня, вы с мамой тогда съехались потому, что ты надеялся, будто все можно исправить, будто мы втроем будем семьей. Но ты, видите ли, не смог. Еще скажи, что я должна тебя пожалеть! Есть такое воспоминание: мне четыре, мама всхлипывает, собирает какие-то вещи (она думает, что я сплю, хотя на самом деле я давно не сплю и все прекрасно слышу). Потом она будит меня, быстро одевает, и мы уходим рано утром с одной сумкой. Ты потом принес нам все остальное: мои игрушки и велосипед. И большую коробку с одеждой, которую мы не смогли унести. Помню, как ты поднимал вещи на лифте, оставлял и уходил, не смотря на меня. Это был день моего рождения. Я стояла и не сводила с тебя глаз. Потом ты сунул мне в руки медвежонка и ушел. Молча.
Знаешь, что с ним стало, с этим дурацким плюшевым медведем? Он реально дурацкий, ключик в спине. Заводишь, а он: «ятебялюблюятебялюблю» и не затыкается, пока завод не кончится.
Знаешь, где он теперь, этот медведь?
Не поверишь, так и сплю с ним в обнимку.
Ненавижу.
Мама до сих пор часто говорит, что ты испортил ей жизнь. Глупо, конечно. Испортил жизнь – это как? Была свежая, стала прокисшая? Я не считаю, будто ты один виноват в том, что вы расстались, это ваши с мамой дела.
Но я не прощу тебе тот день, когда мы ушли. И мой день рождения, когда ты оставил меня с медведем в руках, не сказав ни слова.
Говоришь, тебе не давали со мной встречаться, спрашиваешь, почему я сама не звоню. Потому что мама расстраивается, когда просто даже имя твое слышит. Она чернеет прямо вся. До сих пор.
Знаю, ты даешь на меня денег сколько можешь. Мы встречаемся у бабушки раз в год летом в маленьком городе за забором, куда я приезжаю на пару недель в каникулы. И еще ты приходишь поздравить меня с Новым годом, а через месяц с днем рождения, стараясь выбрать время, когда мамы нет дома. Когда мне было двенадцать, мама сказала, что не против наших регулярных встреч по выходным, но я не была уверена, что хочу этого, поэтому ничего не изменилось.
А ведь раньше я очень хотела, чтобы ты был со мной каждый день. Во втором классе я стащила из шкафа на кухне коробку конфет, а когда бабушка спросила, я долго отпиралась, а потом расплакалась и созналась: все девочки в школе хвастались, что папы им подарили на 8 Марта, а ко мне папа даже не приходил в тот день. Мне стало так обидно, я взяла конфеты, принесла в школу и угостила всех. Сказала, что мне их папа подарил. Понимаешь?
Спасибо за приглашение. Я еще не знаю, захочу ли я когда-нибудь прийти к тебе на концерт, но ты можешь продолжать приглашать меня, и, пока я не решила, буду отдавать билеты друзьям, которым нравится твоя группа.
Кстати, если у вас с твоей женой все-таки когда-нибудь кто-нибудь родится, даже не надейся, что я буду ему или ей хорошей сестрой.
Элина
P.S. И еще давно хотела сказать тебе: не называй меня Элли. Да, я видела фотографии, бабушка показывала. Да, мы с твоей сестрой похожи, но ты же знаешь, я больше похожа на тебя. И самое главное: я – не она.
Эпилог
Неуклюжий
Мишка плюшевый,
Очень тебе я нужен:
Поишь компотом грушевым, —
Он заливает полку,
Платья пачкает кружево.
Ты смеешься: «Ну же,
Глупый, все пьют из кружек!
Ох, никакого толку
От тебя… папин… мишка…»
Что ты лелеешь зверя?
Это нелепость истинная,
Я один тебе верен,
Друг твой единственный я…
Крутится ключик в мягкой спине,
Ноты фальшивые – звуки во мне, —
Шарманка давно сломалась.
Вот жалость.
Кто-то, кажется, плакал —
Слезы капают на пол.
Последние аккорды, и на сцену поднимается юная красавица-блондинка в синем коротком платье с букетом цветов и плюшевым медведем.
Солист, темноволосый мужчина лет тридцати пяти в белоснежной рубашке и узких джинсах, говорит в микрофон:
– Моя дочь, Элина Яновская. Споем?
– Давай, пап, – кивает она и обращается к музыкантам: – «Город Снегов», пожалуйста. Кажется, вы забыли про нее сегодня.
– Нет, не забыли, я просто ждал тебя, – улыбается Мика и ударяет по струнам.
Послеэпилог
– Мы идем уже целый день! Па, долго еще?
– Санечка, давай ко мне, – предложил Михаил кудрявой голубоглазой девчушке лет шести. Та радостно закивала, и он усадил ее к себе на плечи.
– Санечка – нытик, – хихикнула Эля, подавая малышке яблоко. – Погрызи и не бузи! Радуйся тому, что ты помогаешь старшей сестре писать дипломную работу!
– Да уж, угораздило Элину Яновскую на философском учиться, – заметил отец, – хотя чему я удивляюсь, мне его столько раз пророчили, видимо, вселенная тебе нашептала.
– Будете прикалываться – пойду на высшее буддийское образование! – пригрозила дочь.
– А как же замуж, дети и юбилейный альбом с отцом? – возмутился отец.
– Одно другому не мешает, папуля, – сказала Эля, – смотрите, почти пришли. Вот он, указатель!
Она показывала на желтую фанерку, прибитую к столбу. На ней был нарисован план местности: луковка, изображающая монастырь, скалы. И подпись внизу: «На скалу Верблюд необязательно идти через храм».
– Метров сто, и будем подниматься! – радостно сообщила Эля.
– Зачем люди забрались на гору жить? – поинтересовалась Санечка.
– Если честно, мне тоже очень интересно, зачем! – поддержала ее Эля. – Мы обязательно это выясним. Вперед, вверх по тропинке! Мы дойдем, даже если вы думаете, что это невозможно!
– Все возможно! – весело крикнул Михаил, – вперед, дочери мои!
– Эге-гей! – поддакнула Санечка, которую спустили с рук, и она, поддерживаемая и подбадриваемая отцом, карабкалась по узкой тропинке.
Эля скакала по камням так, словно у нее открылось второе дыхание.
Через двадцать минут подъема они добрались до вершины горы.
– Ого! – воскликнул Михаил Яновский.
– Вот это да! – восторженно выдохнула Эля.
– Ух ты! – восхитилась Санечка.