«Пирс!

Пирс, Пирс, Пирс!»

Ей все стало ясно. Откинувшись на подушку, она прижала обе руки к груди.

То, что произошло минувшей ночью, ничем не напоминало момент слабости там, на поляне. Для нее это стало откровением. Шарлотта увидела новые грани в Пирсе и даже в самой себе. Перед ней открылся целый мир возможностей.

И это было на самом деле!

Она влюблена. У нее есть любовник.

Роскошный любовник!

Все тело ныло от боли. Саднило между бедрами, но болело не только там. Соски опухли после того, как он терзал их. Внутреннюю поверхность бедер покрывали легкие царапины от его щетины.

Воспоминание о пережитом наслаждении вызвало легкую пульсацию между ног.

Она крепко сжала их.

– Шарлотта, – громко произнесла она. – Что на это сказала бы твоя мамочка?

Потом какое-то время Шарлотта лежала без движения, лишь широкая улыбка сияла на лице. Не в силах удержать радость в себе, она перевернулась на живот и, зарывшись лицом в подушку, чтобы никто не услышал ее довольного крика, заколотила ногами по матрацу.

Шарлотта резко остановилась, когда услышала, как открылась дверь, и, раскинув руки, притворилась спящей. Вовремя или почти вовремя, понадеялась она. Но видок у нее, наверное, был как у жертвы апоплексического удара.

– Извините, мисс Хайвуд. Ваш завтрак.

Шарлотта, словно в полусне, пробормотала нечто нечленораздельное и украдкой проводила служанку взглядом до двери.

Потом откинула одеяло и потянулась за халатом.

Аромат свежих тостов с маслом и горячего шоколада был таким же неотразимым, как мужской поцелуй вполне определенного свойства. Она поняла, что умирает с голоду.

Должно быть, это Пирс прислал ей поднос с завтраком сюда. Обычно Шарлотта завтракала внизу вместе с женской половиной дома Паркхерстов. Но он наверняка понял, что этим утром она будет и усталой, и голодной.

Какая заботливость! Какое внимание к деталям!

Просунув руку в рукав халата, она заметила зеленую веточку с фиолетовым цветком, лежавшую в углу подноса.

Цветок?

Возможно, в душе этого человека все-таки есть что-то поэтическое.

Она улыбнулась своим мыслям и, взяв цветок, покрутила его и внимательно рассмотрела. Сначала ей показалось, что это астра из тех, что росли повсюду в это время года. Но это была не астра. Цветок напоминал и ирис, и, возможно, орхидею. Ботаник из Шарлотты был никакой.

Пожав плечами, она отложила цветок в сторону.

Что бы это ни было, жест показался ей красивым и заботливым. Но путь к ее сердцу лежал через желудок, а роскошно обжаренные тосты на тарелке ценились сейчас словно золото.

Завязав узлом пояс на халате, она приготовилась усесться и начать пировать. Но пальцы запутались в узле. Как странно! Правая рука отказывалась двигаться. Словно тысячи иголок кололи пальцы, а затем это ощущение распространилось по всей кисти.

Шарлотта потрясла рукой, решив, что отлежала ее во сне.

Но это не помогло. Покалывание лишь усилилось. Теперь оно поднялось до локтя. Она не могла понять, что происходит: пальцы утратили чувствительность.

Сердце забилось так, будто было готово выскочить из груди. Приступ лихорадочного сердцебиения сменялся паузой. Потом сердце снова бросалось вскачь. Какая досада! Должно быть, она все-таки получила в наследство от матери мерцательную аритмию.

Надо прилечь, подумала Шарлотта, но, повернувшись к кровати, вдруг обнаружила, что видит все в сером цвете и изображение туманится по краям. Создавалось впечатление, что окружающий мир неожиданно превратился в газетную виньетку.

Это была не просто мерцательная аритмия. Что-то пошло совсем не так.

Лорд Гренвилл должен знать, что это такое.

– Пирс!

Не получалось произнести его имя. Она попыталась позвать его еще раз:

– Пирс?

Вышло совсем тихо. Вот дьявол!

Колени дрожали. Левой рукой Шарлотта вцепилась в спинку стула. Правая висела сбоку бесполезным грузом.

Нужно выбраться из этой комнаты.

Шарлотта понимала, что еще немного, и она упадет. Ей нельзя быть одной, когда это случится. Она посмотрела на свою левую руку, которая цеплялась за сломанную ручку двери, и у нее возникло ощущение, что рука принадлежит кому-то другому.

«Шарлотта, соберись!»

Наконец пальцы подчинились ей. Сомкнулись на ручке и потянули за нее. Шарлотте удалось приоткрыть дверь на фут. Самое большее на два.

Но этого оказалось достаточно, чтобы, сделав шаг вперед, вывалиться в коридор.

Бух!

Пирс и хозяин поместья расположились в библиотеке за чаем и легкими напитками.

– Я ценю ваше время, сэр Вернон. Это утро оказалось очень поучительным.

Они только что закончили обход хозяйства, по пути обсудив различные способы ирригации. На взгляд Пирса, все в усадьбе находилось в отличном состоянии. Никаких признаков того, что хозяин соблюдает жесткую экономию, или распродает собственность, или делает какие-то необычные покупки. В общем и целом финансовому положению поместья Паркхерст, как казалось, можно было только позавидовать. Оно успешно развивалось, так же как и его собственное.

В течение недели сэр Вернон ни разу не предложил перекинуться в карты, или бросить кости, или сыграть во что-нибудь другое со ставками не выше тех, что позволили бы «бедняге выигравшему купить пинту сидра в пабе». Так что картежная страсть не наблюдалась.

Тогда откуда берутся деньги?

Что касается бывших любовниц и незаконнорожденных детей, то тут тоже не нашлось никаких следов. Но Пирсу нужно было получить доступ к частной переписке и к счетам, чтобы подтвердить истинное положение дел. Из-за разных помех ему так и не удалось найти возможность провести досмотр. «Будь честным с собой, Пирс».

Правда была в том, что найти возможность провести досмотр он не мог. Но вот найти возможности проводить время с Шарлоттой – это пожалуйста. И вдобавок добился желаемого – сделал ее своей.

– Ты так считаешь?

В ответ он вскинул брови и приподнял чашку с чаем. Этот неопределенный, дипломатичный жест должен был бы означать… да все, что угодно. Главное – продемонстрировать хозяину внимание.

Он думал о Шарлотте с того момента, как ушел от нее. Пирс провел ночь в ее постели до первых признаков рассвета. Она слабо посапывала, очаровательно и беззастенчиво. Что ж тут удивительного, что он никак не мог сосредоточиться этим утром? Каждую медленно уползавшую минуту ему хотелось быть рядом с ней. Обнять ее. Заняться с ней любовью и слушать, как она стонет от наслаждения. А после разговаривать и шутить с ней.