И действительно, за два года до того евреи были самым позорным образом изгнаны из Регенсбурга. Этот город, который уже давно пережил свой расцвет, вследствие плохого и глупого управления, далеко отстал от Нюрнберга и Аугсбурга; желая, тем не менее, по-прежнему щеголять в облачении большего города и не имея средств на это, Регенсбург обвинял в своем падении евреев, и потому трения не прекращались. Все ремесленники жаловались на то, что евреи лишают их куска хлеба. Если справедливы были жалобы христианских врачей и банщиков-лекарей о том, что духовенство и миряне, бедные и богатые, горожане и иногородние лечились исключительно у евреев, то это можно объяснить только их собственной бездарностью. С своей стороны, евреи тоже жаловались на притеснения, преследования и мучения, которые им приходилось претерпевать. Император Максимилиан был буквально засыпан жалобами с обеих сторон, и потому он поручил своему правительству в Инсбруке выслушать обе партии и уладить недоразумения. Когда явились обе стороны: от коренного населения два, от евреев три депутата со своим делопроизводителем, доктором Цазием в Инсбруке, первые прямо таки предложили изгнать евреев. Император, который, в качестве эрцгерцога австрийского, взимал с евреев двойные подати, не соглашался на это. Таким образом, дело затянулось, как это бывало обычно в то время. Между тем доминиканцы и францисканцы, особенно свирепый проповедник, Балтазар Губмайер, неистовый ученик Эка, позже сожженный как анабаптист, готовили горючие вещества для пожара, который должен был охватить регенсбургскую еврейскую общину. Духовенство заявило, что добилось от папы Льва X буллы (как говорят, с помощью Фугероз в Аугсбурге, уплатившим за это 300 дукатов) о воспрещении евреям давать деньги в рост. Епископ Иоганн, поэтому, повелел прибить к дверям церквей приказ отвергать все жалобы евреев на неуплату долгов, если в последние входили и проценты. К этому присоединилось еще одно обстоятельство. Двое еврейских юношей из богатой семьи однажды необдуманно выразились о Губмайере и, будучи раздражены издевательствами и презрительными насмешками двух христианских мальчиков, хотели бросить камень в окно дома каноника. Это сочтено было за смертное преступление. Юноши были связаны и шесть дней находились в заключении. Новые жалобы евреев на духовенство и совет, новое бессильное вмешательство инсбрукского правительства. Допрошенный епископ отрицал произнесение им проповедей, возбуждающих против евреев.

Но евреи отыскали одного христианина, который точно передал им содержание проповедей, произнесенных с кафедры и возбуждавших против евреев, и таким образом общеизвестный факт не мог быть более официально отрицаем. Тогда евреи возбудили новую жалобу, направив ее против Балтазара Губмайера. Император Максимилиан был так разгневан этим, что послал особого гонца в совет Регенсбурга, выражая свое негодование по поводу того, что евреям под властью Австрии еще хуже живется, чем раньше, и приказывая выслать из города проповедника Губмайера. Монахи утверждали, что немецкие евреи стеклись со всех местностей в Аугсбург к императору, чтобы отклонить несчастие, грозившее старой и уважаемой общине, и подкупили верховного главу германо-римской империи, дав ему более 12,000 золотых гульденов за защиту их. Это было действительно смело со стороны императора, потребовать от доминиканцев выдачи пресловутой буллы, воспрещавшей евреям давать деньги в рост. После этого он повелел прибить к церковным дверям постановление о том, что всякий должник, который, ссылаясь на буллу, откажется уплатить свой долг, должен быть привлечен к ответственности за неповиновение императору. Епископ был настолько труслив, что отрекся перед императором от всего сказанного и сделанного им против евреев и выдал буллу. Губмайер получил право вернуться в Регенсбург под условием не произносить больше проповедей против евреев. Но это еще только более возбудило против них духовенство и в особенности Губмайера: население также всячески мучило и притесняло их, чтобы привести в уныние. Самые невинные происшествия превращались в тяжкие преступления. Между прочим, их обвиняли в том, что они неподобающе ведут себя, расхаживают в платье с разрезом, какое носили ландскнехты, в красивых беретах, в бархатных камзолах, часто разъезжают верхом на высоких конях, с самострелами, копьями и алебардами. Все эти преступления были часто возводимы на евреев с кафедры, а между тем в худшем случае могли иметь место лишь в еврейском квартале, ибо всякий еврей, который был задержан в христианской части города без особого значка на своем платье, подвергался тяжкому наказанию. Так продолжались эти взаимные жалобы и обвинения еще несколько времени, покуда смерть императора Максимилиана не повлекла за собой неблагоприятного для евреев поворота.

Ускорению катастрофы способствовали еще раздоры внутри прежде единодушной общины, а также измена. В Регенсбурге поселилась иногородняя богатая семья по имени Вольф, глава коей, Моисей, из честолюбия желал играть роль, т. е. участвовать в правлении общины. Но так как коренные члены общины обыкновенно не допускали новопоселившихся к участию в управлении общиной, то Моисей, желая отомстить регенсбургским евреям, оклеветал их пред имперским капитаном, Корбеком. передав ему, будто евреи ставят его на одну линию с заклятым врагом евреев, Раманом. Корбек приказал арестовать представителей общины; отсюда проистекли безобразные трения и взаимные доносы в общине. К доносчикам принадлежал и сын раввина Якова Марголеса, перешедший, будучи презираем евреями за свой скверный характер, в католичество, приняв имя Антона Маргариты. и отпечатавший полную лживых измышлений книгу для того, чтобы опорочить евреев и иудаизм.

Как только император Максимилиан сомкнул свои глаза (12 января 1519 г.), регенсбургские представители, которые в Инсбруке хлопотали об изгнании евреев, поспешили на родину с радостной надеждой, что смерть Максимилиана решит спор в их пользу. В совете, на собраниях цехов, в винных и пивных лавках, всюду единодушно признавали необходимым воспользоваться благоприятным случаем и быстро изгнать евреев еще до избрания нового императора. Доминиканские и францисканские проповедники, в особенности Губмайер, в свое время проложили дорогу этому стремлению. Совет города взял это дело в свои руки; но, с чисто немецким педантизмом, хотел совершить эту вопиющую несправедливость законным путем. Поэтому было решено, что духовенство, которое взяло на себя почин в этом деле, первое его и осуществи Епископ и капитул, хотя соглашались с этим, все же колебались, Тогда один из членов совещания, обладавший, по-видимому, большим мужеством, сказал: «Кто много спрашивает, тому много и отвечают: не следует так много говорить об изгнании евреев, а просто приступить к нему; кто любит Господа, Марию, честь и право, тот поймет необходимость этой меры». Вследствие этого Малый и Большой советы, а также руководители цехов приняли решение (февраль 1519 г.) энергично приступить к изгнанию евреев, но держать втайне это решение вплоть до самого изгнания. Евреи, правда, проведали об этом и после