обкатывают острые углы точно так же, как и меня. Я уважительно покосился на седовласого и невразумительно, но утвердительно что-то промычал. Тайвин, удивленный тем, что заступились в этот раз не за него, пожал плечами и уточнил:

— Это значит, что я могу забирать Честера на час-два в день и обучать правильному использованию пробоотборника и портативного анализатора?

Я издал вопль раненой иглобрюхой суккубы и плюхнулся на ближайший свободный стул. Тот жалобно скрипнул под весом меня и брони с обвесами.

— Раз в неделю, — сообщил вердикт шеф. Я сымитировал суккубово подыхание и глухо стукнул лбом о столешницу. — Не убивайтесь так, Честер, вам пойдет на пользу.

Я поднял голову и с подковыркой спросил:

— А обратная пропорция не работает? — видя непонимающий взор, я уточнил: — Тайвин пусть со мной ходит. Раз в неделю. Хотя бы раз в две! Впятером-то справимся со сложнейшей задачей защитить его очки.

Седовласый испытующе глянул на меня, потом на ученого. Тот, пребывая в легком шоке, отрицательно качал головой, а в его позе я видел обиду на мою подколку, неуверенность, небольшую панику, но вместе с тем — мальчишеское любопытство и задор естествоиспытателя.

— Да бросьте, Тайвин, — протянул я, подавшись вперед и хитро сузив глаза. — Без вас за два часа раз в неделю лаборатория не пропадет. А вы нам покажете, как надо работать тем, что вот тут, — и я осторожно поднес испачканную перчатку к виску, не забывая о том, что кожи замызганной броней лучше не касаться. Сомневаюсь, что очкарик в поле вспомнил бы о такой мелочи. Глядя на то, как внутри ученого борются слегка сумасшедший исследователь, рациональный и осторожный кабинетный специалист и малолетний пацан, клюнувший на возможность променять крысу на веревочке на покраску забора, я включил природное обаяние на полную мощность. Склонив голову, таинственно улыбнулся и подмигнул кошачьим глазом, всем видом и позой показывая, что я буду просто счастлив в его компании. — Ну как, пойдете с нами?

Тайвин еще сомневался, но я видел — внутренний пацан победил. Седовласый громко расхохотался:

— Решено! Послезавтра сходите вместе.

* * *

За день до полевых испытаний с ученым я прошел еще одну проверку на прочность. Суровые «колонисты» подкараулили меня за казармой аккурат в тот момент, когда я по привычке перед закатом пошел посмотреть на невероятное зрелище вспыхивающих мерцающим разноцветьем в лучах ало-фиолетовых сумерек трав и деревьев.

Сидя перед проемом, завешенным чуть заметными радужными переливами защиты, я любовался красками, на Земле невиданными, и в очередной раз удивлялся, как причудлива может быть жизнь, и со стороны эволюции, и в плане судьбоносных поворотов. Внезапно за спиной раздались шаги, и по позвоночнику пополз хорошо знакомый холодок опасности — ориентир, не подводивший меня ни разу в жизни.

Я вскочил, обернулся и увидел пять донельзя насупленных лиц.

— Че, самый умный, да? — не то вопросительно, не то утвердительно возник негласный заводила. Понятно, дошли слухи, что снова идем, я опять ведущий, еще и ученого берем. А они в пролете.

Этого самого, по его понятиям, интеллектуального индивидуума я знал плохо, он прибыл уже с третьей волной совсем недавно. На кой было завозить еще военных с неограниченным в чувстве меры самомнением, я понять так и не смог. Но начальству виднее. На такую заявку правильного ответа не было, и я просто вопросительно поднял бровь.

— Чего уставился? Я спросил, че, умный, что ли? — и боец сделал шаг вперед. Понимая, что пяти отлично вымуштрованным спецназовцам противопоставить мне нечего, и тут-то меня и отпинают ногами, переустанавливая структуру господства в нашем микросоциуме, я отпрыгнул назад и зашел за радужную черту.

Засланцы — а я не сомневался, что их подбили особо ретивые из тяжеловесных «старичков», не сумевших смириться с моей прытью — переглянулись и неуверенно попытались меня обсмеять:

— Смотри, кузнечик какой. Думаешь, не достанем? Командир нашелся.

Именно так я и думал. Несмотря на всю их самоуверенность, незнакомого мира они опасались — и небезосновательно.

Сзади меня нарастал специфический стрекот и скрежет, и я обреченно вздохнул, оборачиваясь — сейчас двуногие хищники за спиной менее опасны, ведь передо мной стояла скорпикора Салливана — бронированная, ядовитая, агрессивная и туповатая тварь.

Скорпикора переступила сегментированными конечностями, выбив звонкий стук из камней под ногами. Над ее спиной раскачивался антрацитово-черный хвост с красной опушкой вокруг жала на конце, сегменты брони терлись друг о друга, издавая специфический звук, схожий с трещоткой гремучей змеи. Обычно скорпикора крадется бесшумно, и мне очень повезло, что сейчас она то ли удивлена, то ли напугана, и края хитиновых пластин зацеплялись неровными краями, предупреждая о хищнике. Жвалы инсектоида непрерывно шевелились, и я почти почувствовал неуверенное глухое раздражение животного.

Ключевое слово «почти»: как мыслит насекомое, я представить себе не мог в принципе — слишком чуждый человеку вид. Но вот как мыслят представители хомо сапиенс, я, напротив, представлял себе хорошо. За спиной послышались смешки.

— Ха, гада испугался. — Знали бы вы, на что этот гад способен, думал я, осторожно и плавно пригибаясь и следя за движениями хвоста.

Скорпикора, среагировав на звук, мощным броском врезалась в защитную пленку, и я едва успел перекатом уйти с траектории прыжка. Защита выдержала, а засланцы шарахнулись в стороны, смешки смолкли, сменившись неуверенными переговорами. Разозленная скорпикора повернулась ко мне, и в россыпи ее простых глазков отразилась моя встрепанная физиономия. Инсектоид нашел новый источник для атаки, я замер, ожидая, когда он нанесет первый удар.