Вчера вечером я трахал Джию, и вот я здесь, зная, что должен нарушить обещание жениться на ней, убить ее отца и подумываю о том, чтобы трахнуть одного из самых близких моих близких друзей. С моим мозгом явно что-то не так.

— Ух ты, разговор стал слишком серьезным, — наконец заставил себя сказать я поддразнивающим тоном.

Она хихикает.

— Нет, я серьезно. Шесть месяцев назад я бы сказала, что Винсент Кинг ни за что не подумает о женитьбе, и вот ты здесь. Если бы Энтони не предал тебя, я думаю, ты, возможно, действительно довел бы всё до конца и женился на Джии.

— Мы об этом никогда не узнаем, — отрицаю я ее слова.

Однако Ева права. Я серьезно подумывал о женитьбе на Джии, но, отступив назад и взглянув на это с точки зрения того, что я знаю сейчас, я думаю, что это могло стать самой большой ошибкой в моей жизни. Что я вообще о ней знаю? Что она выросла в том же мире, что и я? Во всяком случае, это должно было заставить меня относиться к ней с подозрением. Ведь даже мой собственный отец что-то скрывал от меня.

— Думаю, я только что понял, чего хочу… отличаться от него… от моего отца, — слова вырываются наружу, грубые и откровенные.

Я никогда не говорю о своем отце, покойном главе семьи. О человеке, которого уважали и боялись, но не по тем причинам, по которым я бы хотел, чтобы опасались меня.

— Конечно, он оставил наследие. Но оно испорчено, искажено его собственными пороками. У него не было проблем с тем, чтобы врать собственным детям об их матери. Он изменил жене, в результате чего появился мой сводный брат Максим. Сказать, что он был человеком с недостатками — значит преуменьшить.

Ева кивает, впитывая это признание. Она протягивает руку, касаясь пальцами тыльной стороны моей руки жестом, таким мимолетным, но полным сочувствия.

— Но разве такое поведение не является стандартом в вашем мире?

— Что ты имеешь в виду?

— Я не осуждаю или что-то в этом роде. Просто кажется, что у большинства мужчин в вашей организации есть любовницы, — объясняет она.

— Да, но… может быть, именно поэтому я всегда был против брака. Я не вижу смысла жениться только для того, чтобы продолжать делать, что хочу и с кем хочу. Зачем вообще жениться?

— Это справедливо, — говорит она, — так какое же наследие ты хочешь оставить?

Ее прикосновение оставляет после себя огненный след, и я переворачиваю ладонь, ненадолго сжимая ее руку, прежде чем отпустить. Наш маленький контакт кажется слишком интимным.

— Мне нужна жена, которая будет стоять во главе вместе со мной. Мне нужны солдаты, которые хотят служить мне из уважения, а не просто из страха, — признаюсь я, глядя на наши руки, и между нами формируется невысказанное обещание.

— Как ты думаешь, действительно ли так может сложиться твоя жизнь? — спрашивает она, сжимая мою руку, прежде чем окончательно отпустить.

— Блядь. Честно говоря, понятия не имею. В чем я точно уверен и знаю, что хочу безопасности — для своей семьи и тех, кто находится под моей защитой, — мой голос становится тверже от того, насколько я уверен в том, что говорю.

Она мягко улыбается, ее присутствие успокаивает хаос моих мыслей.

— Звучит как будущее, за которое стоит бороться.

Теперь мы стоим рядом, пространство между нами заполнено признаниями и общими мечтами. Она наклоняет голову, глядя на меня исподлобья.

— А ты? Чего ты хочешь?

Она отворачивается от меня, ее лицо краснеет.

— Я не хочу тебе говорить.

— Эй, какого черта? Я ведь рассказал тебе.

— Ты будешь смеяться надо мной, — надувается она.

Я посмеиваюсь, чувствуя, как тепло разливается по моей груди, когда протягиваю руку и нежно подталкиваю ее в плечо.

— Ну, давай же. Обещаю, что не буду над тобой смеяться.

Она делает глубокий вздох и поднимает на меня глаза — в них сияет уязвимость.

— Ладно. Но помни, не смейся, — добавляет она, и в ее голосе возвращается намек на игривость.

— Обещаю, — тихо отвечаю я, полностью сосредоточив свое внимание на ней.

Ева делает шаг ближе, и в этот момент кажется, будто мир вокруг нас отходит на второй план.

— Я надеюсь на любовь, — признается она, ее голос едва громче шепота, — я хочу найти кого-то, кто увидит меня такой, какая я есть на самом деле, кого-то, кто примет все мои недостатки и причуды. Я хочу любви, в которой я буду чувствовать себя самой собой. У меня есть работа, где я могу помогать людям каждый день. Мне нравится то, кем я являюсь. Я люблю моих друзей. Единственное, чего мне не хватает — родственной души, с которой можно было бы этим поделиться. Так что, наверное, мне нужен кто-то, кто разглядит настоящую меня, полюбит и не захочет изменить.

— Любовь? — это слово эхом отдается внутри меня в голове. Чувство, столь чуждое моему миру, но теперь оно повисает в воздухе, словно нечто осязаемое.

— Да, любовь, — повторяет она, и ее щеки заливаются румянцем, — не сказочная, а настоящая. Запутанная, сложная.

— Сложное и запутанное может быть пугающим, — признаюсь я, и правда выплывает наружу прежде, чем я успеваю ее остановить.

— Нет, если это настоящая любовь. У моих родителей это есть, и мама всегда говорила мне, что это единственное, чего она по-настоящему желает для меня.

Между нами воцаряется уютная тишина, наполненная мягким гулом холодильника и отдаленными звуками ночного города. Мой взгляд скользит по ее лицу — ее глазам, которые, кажется, вмещают в себя целую галактику, ее губам, изогнутым в нежной улыбке — и я чувствую, как что-то внутри меня смещается, как тектонические плиты, выравнивающиеся после землетрясения.

В момент поразительной ясности я узнаю ощущение, расцветающее внутри меня. Это больше, чем уважение, и глубже, чем дух товарищества; это стремление постепенно растет, подпитываемое ночными разговорами и общими откровениями. Мой пульс учащается, осознание ранит меня сильнее, чем выпущенная в сердце пуля. Я влюбляюсь в