class="p1">— И вы оказались в, не побоюсь этого слова, высшей степени дурацкой ситуации. В то, что вы не убивали Вяземского, я верю. Но остальные обвинения… Связь с группой Лазаря, покушение на собственного брата… Для всех вы все тот же человек. И я не знаю, как можно строить защиту. Разве что… Погодите, ваше сиятельство. Кажется, у меня есть мысль.

Луций задрал рукав и взглянул на часы.

— Хорошо, что я практически лишен привычки спать. Сейчас половина восьмого. За вами должны приехать около девяти. Они никогда не приезжают раньше. Значит, время есть, но впритык.

Я непонимающе уставился на дисциплинария.

— О чем вы говорите?

— Есть лазейка, и ею можно попытаться воспользоваться. Но придется расстараться.

— Не томите же!

— Все просто. Как я уже говорил, вы пока что еще послушник. Формально вы не являетесь братом Ордена и попадаете сразу под обе юрисдикции — государственную и нашу, внутреннюю. Поэтому дознаватели имеют право привлечь вас к ответу и втянуть в процесс.

Кажется, до меня начало доходить.

— Вы предлагаете сделать меня темным братом, Луций?

— Именно. Пройдя посвящение, вы отречетесь от прежнего имени, рода и старой жизни. Правила Ордена предполагают, что его братья и сестры не могут быть привлечены к ответственности даже за прошлые мирские деяния.

— Странный закон.

— Старинный. Все дело в том, что чаще всего печати Тьмы проявляются у совсем молодых людей. Обычно они не успевают нагрешить, поэтому данный пункт не убрали из закона об Ордене. И сейчас мы сможем это использовать.

Ну что, Тьмушка, а ты в нем сомневалась.

«Ладно, твоя взяла. Он мне нравится. И он уже доказал свою полезность».

— Я согласен, — кивнул я. — Что нужно делать?

— Я не имею права проводить ритуал посвящения, — ответил Луций. — Это может сделать только Примоген. Должен быть поручитель и свидетель. И вы должны выбрать новое имя.

Впервые за это утро я наконец-то с облегчением улыбнулся.

— Это не проблема, брат Луций.

Глава 20

— Тогда торопитесь, — сказал Луций. — Полагаю, вы желаете, чтобы ритуал провела Прима Друзилла?

Я пожал плечами.

— Других Примогенов на быстром наборе у меня нет.

— Прошу прощения? — не понял дисциплинарий.

— Не берите в голову, — ответил я и позвонил в колокольчик.

Не прошло и десяти секунд, а в двери уже поскребся Дионисий.

— ВЫзови ко мне, пожалуйста, Приму Друзиллу, — обратился я. — Скажи, что вопрос не требует отлагательств и она нужна здесь как можно быстрее.

Паренька явно снедало любопытство, но, видимо, наши с Луцием физиономии были настолько суровы, что слуга не посмел задавать вопросов. Лишь коротко кивнул:

— Сделаю все, что смогу.

— Лучше бы ему прыгнуть выше головы, — проворчал дисциплинарий, когда Дионисий вышел. — Прима Друзилла — дама занятая, тем более в нынешние времена. .Если она не внемлит вашему слуге, боюсь, придется вмешаться мне. Черт, я должен был пойти вместе с вашим камердинером…

— Он непременно передаст ей, что у меня гости, — отмахнулся я. — Полагаю, Прима уже прочитала свежую газету под чашечку кафы, так что быстро сложит одно с другим. Даже удивительно, что она до сих пор не заявилась сюда сама по мою душу…

Вспомнив о кофе, Луций допил остатки.

— У нее есть веские основания медлить, — ответил он, поставив чашечку на блюдце. — Вы знаете, что именно она занимается сбором членов Ордена для переизбрания Совета?

— Переизбрания? — удивился я. — Насколько мне известно, Совет лишился всего двоих членов.

Луций печально усмехнулся.

— Значит, вы и правда далеки от внутренней политики… Да уж, зажевало вас в этих шестеренках…

— Поясните.

— В Совете давно назревал раскол, Владимир Андреевич. Орден никогда не был местом, где мнения звучали в унисон. Всегда находились вольнодумцы или те, кто был склонен трактовать миссию этой структуры несколько шире. Однако за последние десять лет плюрализм мнений стал необычайно широк. Настолько, что в Ордене начали появляться отдельные… Партии, можно и так выразиться. Совет — высший орган власти, но если вы думаете, что он демократический, то поспешу развеять вашу наивность.

Я усмехнулся. Нет, никакой наивности по отношению к Ордену у меня уже не осталось. Зато как изящно Луций попытался объяснить мне суть внутренней грызни этих могущественных стариков.

— Так кто с кем воюет?

— Я бы назвал одних консерваторами, а других — прогрессорами, если вам угодно, — отозвался Луций. — Консерваторы, как вы, должно быть, догадались, стремятся сохранить изначальные порядки. В частности, выступают за регулирование количества членов Ордена, за строгость испытаний для кандидатов-послушников, за закрытость самой структуры и изоляцию оной от светского мира…

— А прогрессоры?

— Верят в то, что Орден в своей текущей форме вскоре окажется нежизнеспособен. Считают, что необходимо увеличить численность братства, выступают за то, чтобы давать даже слабым послушникам членство, поскольку те могут работать на благо Ордена. И, наконец, выступают за интеграцию Ордена с обществом и работу над позитивной репутацией. Вы ведь знаете, что даже уважаемых Примогенов до сих пор запрещено хоронить на кладбищах?

Я удивленно приподнял брови. Об этом я толком не знал. Впрочем, логично. Если темные братья вовсю практиковали то, что простые обыватели именовали черной магией, то ничего удивительного, что в освященные места вход им был заказан. Да и какая разница, где будут лежать твои кости?

— Полагаю, моя родственница Друзилла принадлежит к последним, — задумчиво сказал я.

Луций коротко кивнул.

— Верно, как и четверть Совета. Неискушенному в местных интригах эта цифра может показаться ничтожной, но это большой прогресс. Даже десять лет назад расклад был совсем иным, все кресла в Совете принадлежали консерваторам. Темная мать Друзилла стала первой из представителей прогрессоров в статусе Примы.

Логично. Ведь примерно десять лет назад Тьма начала ей помогать. Тьме нужна была Друзилла, чтобы распространить влияние.

— И, полагаю, сейчас качественный состав Совета изменится еще разительнее, — продолжил Луций. — Не стало Вергилия, а он был локомотивом консерваторов. Некоторые колеблются и не торопятся примыкать к какой-либо из «партий». Поэтому Прима сейчас как никогда заинтересована в том, чтобы выборы в совет прошли…

Он не успел договорить. Двери моих апартаментов распахнулись и ударились о стены с такой силой, словно их толкнул не человек, а порыв ураганного ветра. Не успел я вздрогнуть, а в комнату,