Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто?
— Очень красивый молодой человек, — с мстительным удовольствием объявил слуга, покосился на Лаврова и добавил: — Приехал на «мерседесе» последней модели. Обеспеченный господин.
— Через пять минут приведи его в каминный зал, Санта. Запомни, я войду первой.
Слуга почтительно наклонил стриженую в скобку голову и удалился.
— У нас клиент, — подмигнула Глория начальнику охраны. — Готова поспорить, он предложит нам кругленькую сумму за раскрытие страшной тайны.
— Не нам, а тебе.
— Но ты же мой помощник. Тебе тоже перепадет.
— Надеюсь, — вздохнул Лавров.
Она поднялась, оправила на себе черное атласное платье и пригладила зачесанные назад волосы. Длинные серебряные серьги с гранатами спускались почти до плеч, на запястьях — гранатовые браслеты. Чем не языческая сивилла?
— А мне что делать? — с досадой спросил бывший опер. — Чахнуть в одиночестве?
— Зачем? Спрячешься за ширмой и будешь…
— …подслушивать? Вот еще!
— Не подслушивать, а незримо присутствовать, — подчеркнула Глория. — Изволь подчиняться.
— По-моему, это не совсем этично.
— Зато эффективно. У меня от тебя секретов нет, а клиента мы избавим от лишнего беспокойства. Он ведь не знает, можно ли тебе доверять. И поторопись, у нас в распоряжении не больше двух минут.
— Пф-фф-фф! — возмущенно фыркнул Роман. Однако послушно встал и пошел следом за своей повелительницей…
* * *
— Николай Крапивин, — представился гость.
Санта ничуть не преувеличил, назвав его красивым мужчиной. Тот вполне сгодился бы на роль плейбоя или героя-любовника. Настоящий франт, высокий, широкоплечий, сероглазый, с короткими русыми волосами и модно подбритой щетиной на подбородке. Правда, на его лице застыла растерянность, которую он прятал под любезной улыбкой.
— Глория, — нараспев произнесла хозяйка дома.
— Мне дали адрес некого Агафона, — смущенно пробормотал посетитель. — Я, кажется, не туда попал. Вы простите, ради Бога…
— Вам дали верный адрес.
— Но… но… где же тогда…
— Агафон умер, — сообщила Глория. — Я за него.
— Вы?
Господин Крапивин достал из кармана платок и промокнул классически вылепленный лоб. Таким лбом любой мог бы гордиться. Даже Аполлон Бельведерский.
Глория с удовольствием созерцала этот великолепный образчик мужской породы, тогда как Лавров, притаившись за ширмой, мучился ревностью. Он мог видеть посетителя через узкую щелку и угадывал восхищение Глории.
Красавчик растерялся. Он сидел в мягком кресле, как на иголках. Красные тона необычной гостиной, в которую он попал, ассоциировались у него с кровью.
— Я в замешательстве, — признался Крапивин. Улыбка сползла с его лица, губы сжались.
— Какого рода услугу вы рассчитывали получить от Агафона? — спокойно спросила Глория.
— Право, не знаю, стоит ли начинать…
Она смерила его испытующим взглядом. Гость нервно заерзал.
— Ну, что ж… в таком случае прощайте. Я дорого ценю свое время, чтобы тратить его понапрасну, — заявила она.
По-видимому, царственное величие, с которым была произнесена эта фраза, подействовало на Крапивина умиротворяюще.
— Подождите, — решился он. — Разве мои колебания не естественны? Я никогда прежде не имел дела с э-э…
— Колдунами? — иронически усмехнулась Глория.
— Да… то есть нет… Вы же не колдунья? Агафон был магом и ясновидцем, как мне сообщили. Я собирался задать ему несколько вопросов. Понимаете, я попал в нелепую и дикую историю… Скажите, что меня ждет в ближайшем будущем?
Не успел он договорить, как Глория увидела жуткую картину: полумрак… несколько странно одетых фигур… дым… догорающие свечи… молодой человек с ножом в руке… лежащий на полу труп…
Слова страшного пророчества застряли у нее в горле. Она прокашлялась, тряхнула головой, отгоняя видение, и заявила:
— Вам придется рассказать мне все, без утайки.
Крапивин вспомнил завет покойного отца: «Обязан предостеречь тебя от обращений ко всякого рода предсказателям и ясновидцам. Эти самозванцы способны внушить опасную веру в свои лживые пророчества».
Он уже нарушил одно родительское наставление и вляпался по уши. Теперь он нарушает вторую заповедь.
— Я готов открыть вам свою душу, Глория, — неуверенно вымолвил Крапивин. — Но я должен убедиться, что вы… э-э…
— …не шарлатанка? — засмеялась она.
— Простите.
— Я знаю, зачем вы пришли. Вас интересуют камни из ожерелья Марии-Антуанетты. Вернее, оно было заказано королем Франции Людовиком XV для своей фаворитки мадам Дюбарри… но тот не смог его выкупить, а потом оно исчезло в результате похищения.
Сказать, что у посетителя пропал дар речи, значит, ничего не сказать. Он остолбенел и уставился на хозяйку дома безумным взглядом.
— Вы намереваетесь завладеть про´клятыми бриллиантами? — продолжала она. — Вас не пугает их зловещая репутация?
— П-пугает… — выдавил Крапивин. Он и не думал отпираться.
— Однако блеск алмазов, которых вы ни разу не видели, ударил вам в голову.
— Не только… алмазов…
Господин Крапивин пытался взять себя в руки. Ему это плохо удавалось.
— Бедняжка, — с сочувствием кивнула Глория. — Вы попали в сети преступной любви. Ай-яй-яй!.. Любовь и бриллианты! Роковое сочетание. Вы стоите над пропастью, молодой человек.
Щеки посетителя загорелись, лоб покрылся испариной. Казалось, дама в черных шелках приникает в самые сокровенные уголки его сердца и без труда читает страницы его судьбы.
Однако дело обстояло по-другому. С появлением Крапивина на Глорию обрушился поток разрозненной, отрывочной информации, где все смешалось, и зерна, и плевелы. Она наугад выхватывала из этого рога изобилия какие-то куски, но не могла составить из них стройную картину или цепочку событий. Она еще не научилась быстро ориентироваться в этом калейдоскопе.
«Не торопись, — шепнул ей на ухо карлик. — Все упорядочится само собой. Плыви по течению, и лодка доставит тебя в нужную гавань».
Легко сказать, «плыви по течению»! Она покосилась на ширму и на всякий случай сделала Лаврову знак не высовываться. А то испортит всю малину.
Крапивин не обратил внимания на ее мимолетное движение. Он был обескуражен, повержен и обезоружен. Ему было невдомек, что Глория сама балансирует на грани интуиции и ума. Причем последний усердно вставляет ей палки в колеса.
— Над пропастью… — повторил Николай. — Вы правы. Хотя порой мне кажется, что я уже падаю.