— Что я могу сделать для вас? — осведомилась она.

Посетитель привстал, положил на стол конверт с деньгами и пробормотал:

— Я хотел бы… узнать насчет сестры… и еще…

— Погодите. Так мы оба запутаемся. Давайте-ка, излагайте вашу историю по порядку.

У Лаврова, сидящего за ширмой, першило то в носу, то в горле, как это бывает, когда нельзя чихать и кашлять. Поданный Глорией знак он понял и оскорбился. Она подозревает его в отсутствии выдержки!

Между тем Николай Крапивин приступил к своему длинному повествованию. Увлекаясь сам и увлекая слушателей, он углублялся в мельчайшие подробности происходящего и тонкости собственных переживаний, размышлений и страхов.

Когда он закончил, Глория и Лавров знали все, что было изложено в предыдущих Главах от имени сего персонажа…

* * *

— Зачем же вы сбросили труп сыщика в воду? — удивилась она.

— Чтобы его не нашли, — объяснил Крапивин. — И на Анну не упало подозрение. Видите, я вам доверился абсолютно, целиком и полностью. Я не боюсь, что вы меня выдадите. Вы этого не сделаете. Во-первых, это не в ваших интересах. Во-вторых, обвинения против меня нельзя будет построить на ваших словах. А все улики я уничтожил. Машину убитого детектива я отогнал за город и бросил в лесополосе. На заднем сиденье могли остаться следы крови хозяина, но меня это не волнует. Тело будут искать рядом с «фордом» и не найдут. О том, что я нанимал частного сыщика для слежки за сестрой, скорее всего, никому не известно. Он действовал один, наша договоренность с ним была конфиденциальной. Даже если нет, я выкручусь. По большому счету я-то никого не убивал.

— А укрывательство?

— Кому понадобится доказывать мою причастность к убийству, которое вряд ли раскроют? Все следы в квартире в Раменках мы с Анной тщательно убрали. Ковер выбросили и заменили новым, пол замыли. Не думаю, что очередные жильцы что-нибудь заметят.

— Анна съехала оттуда?

— Конечно, съехала. Вы бы смогли жить там, где убили человека?

— Речь не обо мне, — заметила Глория.

— Я снял ей другую квартиру, в Лосе. Подальше от страшных воспоминаний.

— Боюсь, эта мера не спасет ситуацию.

— На что вы намекаете?

— Всегда найдутся люди, которым не дают покоя чужие секреты.

У Глории не было сомнений, что Анна Ремизова и давно умершая Жанна де Ламотт, — одно и то же лицо. Но криминалистам этого не объяснишь. По сути, этого никому не объяснишь. Престарелая графиня де Гаше скончалась в Старом Крыму и унесла с собой тайну бриллиантового ожерелья. Эта тайна привязала ее к месту смерти… или к месту клада. В любом случае в истории с ожерельем осталось много белых пятен…

Крапивин молчал, хмуря брови и глядя в сторону ширмы. Он чувствовал чье-то присутствие, но не осмеливался сказать об этом.

— У меня странное ощущение, — наконец выдавил он. — Словно мы не одни в комнате.

Глория знала, как выйти из положения.

— Разумеется, не одни, — охотно подтвердила она и указала на портрет самодовольного мужчины с подкрученными вверх усами. — Вот граф Сен-Жермен, прошу любить и жаловать. Он обожает все, что связано с картами.

Гость бросил внимательный взгляд на знаменитого авантюриста и алхимика и спросил:

— Сен-Жермен — это ведь вымышленное имя?

— Боюсь, что да.

— Как и Калиостро?

Глория задумчиво кивнула. А Николай вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Я тупица! Я рассказал вам о Ковбое Джо, убитом в своем доме в Старом Крыму. Он еще называл себя Калиостро…

— Он самозванец.

— Это я понял. Его настоящая фамилия — Бальзамов. Калиостро тоже звали Джузеппе Бальзамо. Здесь какая-то связь.

— Чисто умозрительная.

Глория хотела пояснить, что Бальзамо — это сакральное имя, составленное по каббалистическому методу, но воздержалась. Клиенту незачем вникать в такие тонкости.

— Что же это все значит? — растерялся он.

— Вопрос поставлен слишком широко, — усмехнулась она. — Давайте внесем конкретику, господин Крапивин.

— Николай… так будет проще.

— Хорошо. Что вас больше тревожит, Николай, бриллианты или ваше будущее?

— Моя сестра — убийца. Она лишила жизни двух человек — картежника, с которым крутила роман, и частного сыщика. А я… покрываю ее! Мало того, я… испытываю к ней далеко не братские чувства. Сказать по правде, разве она виновата в смерти этих двух людей? Она больна! Она…

— Вы любите ее?

Крапивин понуро развел руками, потом сцепил пальцы в замок и сжал их до хруста в суставах.

— Я ничего не могу с собой поделать! — признался он. — Я извращенец. Подонок, жаждущий уложить в постель собственную сестру. Узнай об этом отец, он бы проклял меня! Я не заслуживаю снисхождения.

— Зачем же вы пришли ко мне?

— Как мне остановить ее?

— Кого?

— Анну! Она будет продолжать убивать, а я не смогу без конца заметать следы и уничтожать улики. Какая жизнь нас ждет? Нас! Видите, я уже не мыслю себя без Анны. Я дал слово отцу… черт! Я перестал различать, где мой долг, а где… вожделение. Неужели это похоть заставляет меня безумствовать? Никогда не думал, что могу быть настолько безрассудным. Как будто до Анны у меня не было женщин. Я не помешан на сексе, уверяю вас. У меня есть любовница… танцовщица из варьете. Но с тех пор как появилась Анна, я совершенно охладел к ней. Я не узнаю себя.

Глория помолчала, глядя в его красивое лицо, искаженное страданием.

— У вас развивается «синдром Адели», — заявила она. — Это своего рода психоз, говорю вам как врач.

— Вы… врач? — поразился Крапивин.

— У меня диплом врача, — улыбнулась она. — Кстати, в Международной классификации болезней описанное вами состояние классифицируется как «расстройство привычек и влечений». Примерно такое же, как страсть к азартным играм или клептомания[8].

— Да ну? — засомневался посетитель. — Вы шутите.

— Ничуть. Подобная патология характеризуется непреодолимым желанием совершать опасные для себя и окружающих действия. Причем возникает это желание спонтанно, и ему невозможно противостоять.

— Похоже…

— «Синдромом Адели» сей недуг назвали по имени дочери знаменитого писателя Виктора Гюго, — объяснила Глория. — Девушку охватила любовная одержимость. Ее неразделенное чувство к офицеру Альберту Пинсону переросло в душевную болезнь. Офицер не отвечал ей взаимностью, а она всюду преследовала его, оплачивала карточные долги Пинсона и даже нанимала ему проституток.