Выплыв из расщелины, я благоразумно не стал удаляться далеко от вертикально уходящих вниз береговых скал, то тут, то там прорезанных черными шрамами гротов. Мне понадобилось опуститься на самое дно, чтобы под давлением толщи воды отвлечься от траурных мыслей. Это действительно помогло. Ненависть ушла первой, за ней, теряя на ходу интимные предметы туалета, поспешила обида. Дольше всех задержалась боль, но и она вскоре притупилась, уступив место некой отрешенности. Мое сознание защищалось, как могло и, вероятно, послало в терзающееся сердце некий обезболивающий импульс. И только горечь упорно не желала расставаться со мной, уподобившись соседке тете Вале, настрырно лезущей во все мало-мальски подходящие по размерам щели человеческой души. Горькое это слово – измена, даже во рту от него вяжет.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я почувствовал, что пора поворачивать назад. Скоро в баллонах закончится кислород, и если не потороплюсь, то придется мне опять выбираться на скалы и пешком (а точнее на четвереньках) возвращаться к расщелине, возле которой в творческом беспорядке валялась раскиданная мною одежда. Я развернулся и, увеличив скорость, поплыл в обратном направлении. Ласты бойко продвигали меня вперед, щелчка я еще не слышал, и все вроде бы шло хорошо… До того момента, пока мои краешек моего глаза не зафиксировал какое-то движение. Я резко повернул голову, и оцепенел. Из зеленого тумана открытого моря на меня медленно, но верно надвигалась здоровенная черно-белая туша. "Касатка. Метров шесть, – щелкнуло в голове, – Говорят, что на людей они нападают крайне редко… но. Но не будем забывать, что второе название касатки – кит-убийца" Вот оно – мое предчувствие, – приближается, плавно помахивая хвостом и состязаться с ним в скорости бесполезней, чем от дождя туалетной бумагой укрываться.

Я прижался к скале и все не мог отвести взгляд с этой пропорционально вылепленной природой рыбины, а точнее млекопитающего. Так, наверное, и буду глазеть, пока она меня есть не начнет… Но касатка, казалось, совсем не спешила мною закусить. Вместо этого она начала фланировать мимо меня, выписывая замысловатые зигзаги, и, тем не менее, постоянно хоть на полметра, но приближаясь к моей обалдевшей персоне. Играет. Любят они иногда поиграть, сам по телевизору видел: то прихватят добычу, то отпустят, а потом все равно употребят по назначению. Это я – добыча. Па-ба-ба-бам…

Но вскоре касатка, продолжая мотаться туда-сюда, перестала приближаться, и на какое-то мгновенье вашему покорному слуге показалось, что она потеряла к нему всяческий интерес. Но, увы, лишь показалось. Как только я сделал попытку подняться к поверхности, черно-белая торпеда очень быстро сократила разделяющую нас дистанцию. Теперь при большом желании, я мог бы даже коснуться ее рукой. Только вот желания такого у меня не возникало. "Может быть, так будет лучше, – подкралась крамольная мысль, – Третий лишний перестанет существовать и избавит влюбленную парочку от угрызений совести". Но, несмотря на кажущуюся безвыходность ситуации, я продолжал шарить глазами вокруг, в надеже неизвестно на что. И нашарил. Буквально в двух метрах от меня в монолите скалы темнела узкая расселина. То есть узкая для касатки. А меня ее ширина вполне устраивала, даже учитывая болтающийся на спине акваланг. Главное, успеть в нее протиснуться, а там…И я ринулся к спасительной щели на все парусах, в смысле ластах.

Едва мне удалось втянуть внутрь слегка замешкавшуюся ногу, как касатка, с потрясающим проворством последовавшая за мной, разочарованно ткнулась носом в облепленный ракушками камень. "Что, съела?! Не дождешься!" – ликовало все у меня внутри. И только через несколько минут я понял, как сильно заблуждался. Она – дождется. Потому, что зловредная тварь никуда не собиралась уплывать от такого лакомого кусочка, и снова принялась медленно и важно выписывать круги, не удаляясь от расселины на расстояние достаточное для того, чтобы я успел вынырнуть и убраться подальше от ее зубов. К тому же мне не известно, как обстоят дела на поверхности: может быть, я даже не сумею взобраться на отвесные скалы. К великой радости черно-белой напасти.

Кровь стучала у меня в висках не хуже профессионального ударника. Я даже сумел различить ритм известной русской народной песни "Черный ворон". Н-да… Только не ворон, а касатка, и не вьется а плавает. Ты добы-и-чи, не добье-о-шься, кит-каса-а-тка, я не твой! Скоро у меня закончиться кислород, но даже смерть от удушья казалось предпочтительней, чем безвольное трепыхание в пасти наглой рыбы. Оборони царица небесная… И она таки обронила: привыкшие к сумраку глаза (в последнее время я стал замечать, что гораздо лучше вижу в темноте) различили в глубине расселины серое размытое пятно, едва выделяющееся на фоне царящей вокруг черноты. Не теряя ни секунды, я двинулся в глубь узкого тоннеля, осторожно касаясь рукой шершавой каменной стены.

Предупредительный щелчок прозвучал как всегда не вовремя. Но так как другого варианта у меня не было, я упрямо продолжал свой путь в недра скалы, ориентируясь по маячившему впереди призрачному пятну, с каждым моим гребком становившемуся все ярче и отчетливей.

Акваланг еще продолжал снабжать меня кислородом, когда свет перестал маячить впереди. Теперь он падал сверху. Я рванулся к нему с пятиметровой глубины и с колотящимся от радости сердцем всплыл внутри слабоосвещенного грота или пещеры, дальний конец которой терялся во мраке. Воздух! Много воздуха, и достаточно света, проникавшего сквозь несколько узких длинных трещин, располосовавших каменное тело грота. Но и это еще не все. На этот раз Фортуна не поскупилась на подарок для отчаявшегося хомо сапиенса: метрах в пяти от меня водная поверхность сменялась ровным каменным полом. Значит, еще поживем! Не вечно же касатка будет нести свою стражу, словно кошка у мышиной норки. Нужно только переждать. Даже если на обратном пути у меня закончиться кислород – не страшно. Расстояние до выхода из тоннеля я смогу преодолеть и без акваланга, а, покинув его спасительные стены, всплыву на поверхность. Делов то!

С такими обнадеживающими мыслями я подплыл к краю гладкого каменного пола, поднимавшегося всего на несколько сантиметров над водой, и счастливый донельзя выбрался на сушу. Стянув с плеч осточертевший акваланг, я приступил к обследованию моего спасительного приюта. Какая-то странность, проскочившая мимо аналитических отделов мозга, но зафиксированная дотошным подсознанием, не давала мне покоя. Не все так просто с этой пещеркой, не все так… И тут до меня дошло. Даже ставшие привычными ровные гранитные плиты, составлявшие особенности островного рельефа, не были настолько гладкими и ровными. Я нагнулся и, внимательно изучив участок пола под своими ногами, заметил следы техногенного воздействия на гранит. Проще говоря: кое-где камень был обтесан, и уж, наверное, не для красоты. Десятки предположений закружились в голове, пока мне не удалось выхватить из этого хоровода наиболее правдоподобное: в данный момент я нахожусь на каком-то секретном военном объекте, вот только неясно заброшенном или ныне действующем. И в том, и в другом случае нужно быть очень осторожным. Если объект функционирует, то меня ждет не слишком приятная встреча с его обслуживающим персоналом. В гидрокостюме и с аквалангом я вполне могу сойти за шпиона, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если же объект заброшен, то могу напороться на оставленные как раз для особо любопытных сюрпризы, типа мин-растяжек и прочих достижений солдатского юмора. И не важно чьего производства: японского или отечественного. Н-да… Ничего не скажешь, очень радужная перспектива.