Некоторое время они шли молча.

– Ты думаешь, я забуду свой вопрос?

– Я увидел чужих на корабле…

– Чужих? – Артур настиг его в два шага, успев переглянуться с Макаровым. – Каких чужих? Расскажи-ка об этом подробнее!

Лис остановился и поднял голову…

* * *

Добравшись до каюты, Дженни не сразу поняла, что зашла в ту, где лежал труп. Рванув на себя дверь, она вбежала и остановилась как вкопанная. Все там было как прежде – раскинувший руки мертвец на полу, заляпанная его кровью стена каюты со стороны иллюминатора, бурая лужа у двери слева и – два ряда двухъярусных коек…

– Что вы здесь делаете? – прошептала она.

Франческо, подняв голову, посмотрел на нее без выражения.

– Разве вы не видите? Отпускаю грехи этому человеку.

Он сидел на койке, сжав пальцы, как пасть крокодила. Меж ног его стоял порядком запачканный за дни переходов кейс.

Ступив вперед, Дженни обошла лужу и подошла к Франческо. И села рядом, стараясь не смотреть на тело. К Франческо она привыкла за последние дни. Ничего, кроме внутренней силы и спокойствия, от него не исходило, женщина это чувствовала, и потому рядом с ним успокаивалась душа ее.

Некоторое время они сидели молча.

– Как скоротечна жизнь, не правда ли, Дженни? – проговорил наконец Франческо. – Человек только родился, а ему уже пора представать пред судом. Зачем ушел этот человек? А, быть может, это карма? Но ее отрицает наш Бог, не так ли?

Дженни кивнула.

– Сколько лет я посвятил мольбам? Дай вспомнить, девочка… – Дженни вряд ли была младше итальянца, но в обращении таком ни насмешки, ни фривольности не услышала. Он имел право так ее называть. Человек, преданный Богу и смиренно переживающий лишения, имеет право на такое обращение к ближнему. – Сейчас мне сорок четыре… В пять я потерял родителей и был приведен в храм. И с тех пор я дня не помню, чтобы не воздавал Господу нашему почести и не молил о радости для ближнего. А ближние для меня все, Дженни…

Дженни еще раз кивнула. Пороховая гарь выветрилась, и сейчас в каюте пахло кислым – это то, что не смог унести ветер после выстрелов. Да застывшей кровью. Запах размороженного мяса. Не лучшее сопровождение беседы близкого к Богу человека и прихожанки.

– Тридцать девять лет я несу в сердце имя Христа, Дженни. Это больше, чем жил сам Христос.

И Франческо снова замолчал.

А когда повернулся в следующий раз, в глазах его светилось нечто, что заставило женщину напрячься.

– Скажи мне, Дженни, кто создал мир?

– Господи, Франческо… – забормотала она.

– Вот именно, вот именно… Он. А кто управляет миром? Не отвечай, я знаю… Как думаешь, Дженни, насколько сильна вера моя?

– Франческо, я не видела человека, более преданного Богу! Был еще один, но он оттуда, из моего прошлого, из моего несуществующего прошлого, где были и священники, и бандит, и учитель, и дождь, прибивающий к земле чертополох… Оттуда, куда не вернут меня мои воспоминания.

Сунув руку за воротник, Франческо вытянул за серебряную цепочку крест размером с мизинец. Посмотрел, отпустил. И распятие закачалось меж окровавленным полом и шеей его…

– Я представитель ордена «Опус Деи». И вместе с Адриано я выполнял задание понтифика. Когда-то давно, очень давно, так давно, что и не стоит вспоминать когда, явилась Пресвятая Дева Мария девочке и оставила предсказания. Записав их, девочка передала бумагу на хранение церкви. И церковь приняла ее. Читали этот документ всего несколько человек. Но не читал Папа, да и я не знаю, что в нем. И Адриано не знал… Но у понтифика было сомнение, что в лоно церкви попали подлинные записи. И тогда я и Адриано отправились в путь. И везде, в любой стране, в любом городе нас ждала помощь. Орден всесилен, Дженни… Почему я не выпускаю из рук кейс – вот вопрос, который мучит всех, особенно Макарова. Он считает, что в нем есть доказательства гибели Адриано. Но доказательства не в чемодане этом искать нужно. Все, что находится в нем, – это лист бумаги. В кейсе поддерживается определенная температура, чтобы, не дай бог, не испортилась бумага. Чтобы не потекли чернила, чтобы не изменился их цвет. Откровения Девы Марии, записанные рукой маленькой Фатимы, – вот что в кейсе. Так как ты думаешь, Дженни, насколько сильна вера моя в Бога?

– Франческо…

– Тогда посмотри в лицо этого человека!

Ошеломленная громким вскриком того, кто казался ей невозмутимей утеса, Дженни поднялась с койки и сделала несколько боязливых шагов в сторону лежащего на полу тела. С минуту она смотрела в покрытое бледностью лицо, а потом в несколько приемов, словно ей давили на грудь, прошептала:

– Антонио…

– Ты узнала его? Ты узнала человека из своих смутных воспоминаний? Стирается все в памяти людской, но не стираются лишь лица людей, бывших когда-то близкими! Антонио! Бывший настоятель прихода в деревушке возле Луисвилля! Отрекшийся от сана во имя любви плотской и женившийся на красавице Дженни, девочке, которую он когда-то вынес на руках с залитого ливнем пустыря!

Изумленная Дженни смотрела в глаза Франческо, и казалось ей, что взгляд его пронизывает ее насквозь.

– Откуда вы… знаете?

– Откуда я знаю… – На скулах Франческо задвигались желваки. – Откуда я знаю…. Ты уверена, что вера моя в Бога непоколебима…

Мгновение он сидел неподвижно, а потом схватился за распятие и сорвал его с шеи. И бросил в начавшую густеть лужу…

Она нехотя приняла крест. Еще несколько мгновений, и распятие полностью погрузилось в нее.

– Франческо?..

Дженни холодела от ужаса.

– Моя вера пошатнулась сразу, едва ступил я на этот остров. Что это? – подумал я. – Ад? Но разве умерли мы и разве судимы, чтобы оказаться здесь все, разом? Разве может в ад попасть письмо Фатимы, написанное после встречи с Девой Марией?!

Итальянец схватился за лицо и покачал головой.

– Бог мой… Не в этой жизни, а когда-то давно, так давно, что и вспоминать не стоит, ибо будет это святотатством – ведь предамся я воспоминаниям о прошлых жизнях… А разве не грех великий помнить жизни свои и жить теперь воспоминаниями о них?.. Так вот когда-то давно я оказался единственным, кто согласился связать узами брака потерявшего честь священника и юную девушку… – Франческо убрал руки от лица, и Дженни, окончательно потерявшая самообладание и теперь вцепившаяся рукой в койку верхнего яруса, увидела, что они красны и беспомощны. – Священник там – и убийца и вор здесь… Как имя его, неужели Антонио? А если нет, тогда чье имя он носит?

Перебирая руками койку, как поручень, Дженни удалилась от трупа и уселась. Теперь, чтобы не упасть, ей пришлось опереться о нижнюю койку.

– Посмотри вокруг, неужели для тебя все естественно? Я не о злобных тварях говорю, не о том, что ушел корабль, нас сюда привезший, и не о смерти Адриано… Посмотри – все ли остальное кажется тебе привычным? На руки свои посмотри, девочка… Тебе не кажется удивительным, что ни разу за все эти шесть дней перед тобой не возникала проблема отросших ногтей? – Франческо выбросил свои руки вперед. – Отчего у меня не растут ногти? Почему на лице моем нет бороды до сих пор?! Кто те двое, что сейчас остывают в гальюне?! Кто они?..