– Постой, – я покачала головой, – но с какой-то стороны это везение. Я до сих пор помню тот ад, который переживала между смертью Агрессии и Умиротворения! Еще немного – и я бы стала преступницей. А вы этого ужаса избежали, хоть и таким…

– Нет, Вик. Система не просто так распадается на элементы. Они должны развивать свои свойства изолировано друг от друга: чем раньше умирает элемент, тем слабее итоговая характеристика. – Я кивнула. Штефан объяснял мне примерно то же. – То есть мы все стали миролюбивее по характеру, но какую способность нам мог передать элемент с годовалым опытом? А Агрессия при этом развивалась по полной программе.

– Я поняла, – пришлось согласиться. – И когда погибла Агрессия, того Умиротворения не хватило, чтобы ее скомпенсировать. В итоге вы стали… какими, Дань? Злыми, жестокими? Достаточно смелыми, чтобы бороться за первое место?

Он отпил уже остывший кофе из бумажного стаканчика.

– Ты снова не поняла. Я не хотел быть Знаменателем, – он посмотрел на меня, считал эмоции – на них и ответил: – Нет, не как ты. Ты Логика, то есть взвешиваешь издержки и выгоды для себя. Тебя от этого анализа отдалила незапланированная страсть к Штефану, но сама сущность твоей личности располагает к тому, чтобы рано или поздно к этой идее прийти. Я же был Эмпатией – сопоставлял издержки и выгоды для всех сторон.

Прозвучавшее задело. Даниил противопоставлял мои и собственные мотивы. В роли убийцы я себя не видела, но разве он не прав в том, что я всегда ставила рациональность превыше всего остального? Любила, дружила, но делала выбор, руководствуясь холодным рассудком, а не эмоциями. Мораль для меня всегда выглядела как объективная граница для действий – и только потому, что это выгодно…

– Ладно, святоша, допустим. И как же ты докатился до примитивного соперничества? Кто умер следующим? Агрессия?

– А вот это уже тема для следующей лекции. Еще кофе?

Спорить было бессмысленно, ведь уговор изначально был таким.

– Что мы будем делать дальше, Дань? Надо ли мне искать работу, ведь твои средства не бесконечны?

– Ты слишком оптимистично настроена. Вряд ли нам удастся остаться тут надолго. Воспринимай это как передышку, не больше.

– Тогда мы будем просто гулять и отсыпаться?

– Отоспаться перед войной – милое дело. Хороший план. Заодно можно еще чему-нибудь научиться… Как насчет готовки?

– Моя жареная картошка была прекрасна! – возмутилась я. – Неужели в детдоме кормили лучше?

– Намного! Но если ты жаждешь карьеры повара, я знаю, где будет шанс на трудоустройство. Только там придется соль расходовать экономнее, у них наверняка есть учет продуктов…

Не ответив, я смотрела на него внимательнее, чем прежде. По всей видимости, Даньке досталось – ну, а кому из элементов не достается? И он вряд ли врал о своем нежелании становиться Знаменателем. Однако Система навязывает собственные правила, далеко не всегда справедливые. Но теперь-то Даня точно не тяготится своим положением, так какая разница, как он к этому пришел? Если бы не стал Знаменателем, остался бы чудесным человеком, рядом с которым всем хорошо. Как мне в этот момент. Как было два года подряд…

Я неожиданно для себя самой рассмеялась:

– Поняла! Ты прямо сейчас это делаешь – влюбляешь меня в себя! Какое интересное чувство: вроде и понимаю умом, что происходит, а ты мне все равно нравишься!

– Я ничего не делаю! – но при этом улыбка такая хитрая, что сомнений не остается.

– Делаешь, делаешь, но я не против. Я ведь про Штефана в последние несколько часов не вспоминала, пока сейчас ты сам не упомянул! Прекрасно! Я хочу твою способность, Дань!

– Летим убивать Маркоса?

Теперь он тоже смеялся – и от этого становился еще привлекательнее.

– Не-е-ет! Мне и с тобой замечательно!

На обратном пути я без стеснения подхватила его под руку, он только бровь приподнял, но вырываться не стал.

Правда, ночью меня все же придавило. Как там Штефан? Его, как объяснил Данька, уже освободили, но вполне могли взять подписку о невыезде и намеревались еще долго трепать нервы. Все же хранение огнестрела – это не мелкое хулиганство, на которое просто так закроют глаза. Скучает ли он по мне так же, как я по нему, или пытается вернуть Ольгу, чтобы забыться? Он чувствует, где я, но вряд ли вот так сразу побежит по моим следам – ведь тоже понимает, что это заведет в очередную петлю. Верит ли, что я могла его убить? Мог ли убить меня сам? На что будет похожа наша жизнь, если оба выживем?

Устав перемалывать в голове эти мысли, я встала, взяла одеяло и отправилась на первый этаж. Данька уже давно спал, поэтому я тихонько улеглась рядом и закрыла глаза. Сразу стало легче, теплее, спокойнее. Неужели он даже во сне способен проворачивать свои фокусы? А я-то думала, что ему для этого обязательно необходимо что-то говорить. Поразительный дар!

После смерти каждый элемент передает силу остальным элементам Системы. История не знает примеров одновременного существования двух действующих Знаменателей. Человечество не продуцирует разных прогрессоров в один период, как не подразумевает альтернативных путей эволюции общества.

* * *

Проснувшись, я сразу поняла, что Данька уже не спит – лежит себе, пялится в потолок, терпит тяжесть на своем плече. Решила, что обязательно нужно объясниться, до того как я посмотрю на него и станет окончательно стыдно:

– Знаешь, а это действительно работает. Я уже давно не чувствовала себя так спокойно, как теперь с тобой. Потому прости, что нагло вторгаюсь на твою территорию, но спасибо!

– Не думал, что ты влюбляешься вот так запросто. Только разрешила себе – и нате, результат.

Теперь я уже осмелилась приподняться на локте – пусть и мою благодарную физиономию рассмотрит:

– Это не запросто, Дань. Ты ведь был мне самым близким человеком. И хотя я теперь понимаю, почему выглядел во всем идеальным, но мне не приходится убеждать себя – близкий, он близкий и есть.

– А почему я раньше тебе в этом смысле не нравился?

Вообще-то, нравился. Правда, без страстных замираний в груди. Но до Штефана я вообще не знала, что такое бывает! Первая настоящая и неконтролируемая страсть стерла во мне какую-то черту, которая разделяла эмоции и рассудок. Влюбиться – это ведь отдать себя постороннему человеку с потрохами, сервировать на блюдечке! Я такой глупой самоотдачи не потерпела бы и потому всегда, буквально в любых романтических отношениях, пока не встретила Штефана, позволяла себе расслабиться только после того, как ухажер первым отдавал мне себя. А Данька с потрохами моим никогда и не был, даже когда мы встречались… Взгляд со стороны на собственное всегда разумное, логичное… и немного циничное отношение озадачил. О таком вслух не скажешь. Поэтому ответила я другое:

– Потому что раньше ты мне этого не внушал!