– Что ж тебе рассказать-то? – вздохнул Дюша. – Работа-забота. Вот, развелся год назад.

– Жить-то есть где? – сочувственно спросил Ласик. – Алименты, небось? Денег-то хватает?

Дюша горделиво хмыкнул.

– Хватает, спасибо. Не буду тебя грузить подробностями. Скажу коротко. Так сказать, в картинках. Мне сейчас пятьдесят один. Полгода назад я развелся. А сейчас у меня новая дизайнерская квартира на Остоженке и молодая жена. Вот примерно так.

– Класс, – вздохнул Ласик. – Успех и красота. А жена кто? Небось, студентка-аспирантка? Или уже это, кандидатка наук? – он подмигнул.

– Она работает в модельном бизнесе, – сказал Дюша.

– Класс, – повторил Ласик. – Я правда рад тебя видеть, Дюша. Очень рад.

Принесли кофе.

– Слушай, а дача у тебя есть? – спросил он.

– Дачу я бывшей жене оставил, – сказал Дюша. – Но вот сейчас что-то себе присматриваю.

– Ну его на хер, Дюшенька, – вдруг негромко сказал Ласик, дождавшись, когда уйдет официант. – Послушай меня. У тебя шенген есть? Или паспорт испанский или израильский? С собой? Бросай на хер свою молодую квартиру и дизайнерскую жену, и буром! Вот прямо сейчас в Шарик. Чтоб вечером тебя здесь не было.

– Ты о чем? – Дюша смотрел на Ласика удивленно и надменно.

– Я все сказал, – Ласик вертел в пальцах дешевую черную зажигалку. – Заплати за мой кофе. Мне пора.

– Ты вообще понимаешь, с кем ты говоришь? – брезгливо поморщился Дюша. – Это что? Шантаж? Угрозы? Кто тебя подослал? Да ты соображаешь, кто я? Да у меня на юбилее половина правительства была! Я сейчас же звоню замминистра внутренних дел по личному мобильному!

Он засунул руку в правый карман пиджака, вытащил телефон.

Ласик схватил его левой рукой за запястье; телефон выпал. Правой рукой он прижал зажигалку к ладони Дюши. Тот почувствовал укол, но не успел почувствовать боль. Медленно откинулся назад. Ласик усадил его поудобнее. Как будто дремлет человек, расслабляется.

Потом он подобрал телефон, сунул в карман, громко сказал бывшему Дюше: «Я сейчас приду!» – и вышел в сортир.

* * *

В кабинке он долго мочился, обтряхивался и промокался мягчайшей туалетной бумагой, и горестно думал: «Я же рисковал. Ведь же друг детства! Три дня его выслеживал, чтоб поговорить. Я же не забыл, как он благородно уступил мне Ленку Карасеву. Даже песенку спел: «А если случится, что он влюблен, а я на его пути, уйду с дороги, таков закон, третий должен уйти». Блин. Детство золотое. Я же, сука, головой рисковал, мне же его заказали! Я его спасти хочу, а он понты кидает: жена модель, квартира дизайн, юбилей с министрами! Дешевка. Давить таких надо».

Ласкарев спустил воду и убедился, что сток хороший, сильный. Дождался, пока бачок наберется снова. Отлепил усы и бородку, бросил в унитаз, спустил воду еще раз. Вухх – и там! Отлично. Прислушался – никого. Вытащил из-за пазухи тонкую синюю робу с надписью «Мосводоканал», накинул поверх куртки. Вышел из кабинки, юркнул в служебную дверь, прошел мимо кухни – и во двор, через черный ход.

* * *

Телефон покойного Дюши он отдал шефу для дальнейшего исследования, за что получил крепкое рукопожатие и бутылку дорогущего французского коньяка. Шеф лично достал из сейфа.

– Большое спасибо, но я не пью, – сказал Ласкарев.

– Ну, передаришь, – сказал шеф.

Иду по длинному коридору, а в полушаге сзади – две девушки. Разговаривают. Вернее, говорит одна, а вторая только слушает:

– Очень хочется быть просветленной чикой, – говорит она. – Чтобы смотреть на все со стороны и спокойно. Ни о ком ни одного плохого слова, потому что «не судите и не судимы будете», и всегда вот так тихо, с доброй улыбкой. На все вот так с умным видом кивать и молчать… – вздыхает. – Но при этом жутко хочется сплетничать, ругать за глаза, всякие гадости говорить, секреты выбалтывать, насмехаться…

Обгоняют меня. Мы вместе выходим из стеклянных дверей на широкое крыльцо.

– Да, – говорит вторая.

– Да, – говорит первая. – Трудно жить, когда душа то туда, то сюда. Хочется сплетничать и осуждать! Но чувствую, нельзя. Но хочется!

Подруга уважительно молчит.

ПРОИГРАВШИЙ ПОЛУЧАЕТ ВСЕ

Позвонил один знакомый и сказал:

– У меня сейчас был долгий внутренний спор. На сугубо моральную тему, что особенно тяжело.

– Ого! С кем же ты спорил?

– Сам с собой. Внутренний спор, я же говорю! Ну типа с одной стороны, с другой стороны. Надо или не надо, можно или нельзя. Как быть, что делать, имею ли я право, не будет ли потом стыдно, и все такое.

– Ну и чем дело кончилось?

– Я проиграл, – сказал он.

Моя знакомая рассказывала:

«Была у меня приятельница, и одновременно как бы отчасти работодательница, которая все время опаздывала. Один раз так было, что мы с ней должны были встречаться чуть ли не три раза в неделю, на станции метро, я ей отдавала перепечатанные листы, ибо она была редактор, а я – машинистка. И вот на эти встречи она всегда опаздывала. На десять-пятнадцать минут. Иногда на двадцать. Я ее ждала на скамье в центре зала. Она всегда извинялась, объясняла, что случилось. То кто-то важный вдруг позвонил, то соседка снизу пришла и заявила, что к ней в кухню вода капает, и вот всякий раз уважительная причина.

Но потом мне надоело. Вернее, я удивилась: ну она же едет на метро, и всякий раз к двенадцати часам дня. Ну неужели трудно рассчитать? В общем, начала злиться. А потом решила: дай-ка я опоздаю, и не на десять минут, а как следует – на полчаса или даже минут на сорок!

Нарочно вышла из дому на полчаса позже. Да еще медленно так шла к метро, ворон считала. Приезжаю. Времени без восемнадцати час, то есть я опоздала на сорок две минуты. Конечно, никого нет. Наверное, – думаю, – она меня ждала и ушла. Я буквально на минуту присела на скамью, переложить что-то в сумке. И вдруг вижу: она бежит ко мне! На ходу руку к груди прижимает.

– Прости, Валюшенька, – частит, извиняясь, – прости, солнышко, ты меня уж целый час ждешь, а у меня Мишка (это сын) в школу убежал и мои ключи с собой взял, так что я выйти не могла. Звонила в школу, чтоб его учительница отпустила, то есть послала домой срочно с ключами…

Тут я все поняла. Она пришла, как всегда, с опозданием на десять минут, меня не увидела и целых полчаса то ли за колонной пряталась, то ли на поезде каталась туда-сюда. Обалдеть!

Как я это поняла? Да очень просто: она позавчера мне говорила, что опоздала потому, что Мишку, сына, провожала на соревнования куда-то то ли в Ярославль, то ли во Владимир, на три дня. Да и вообще был конец июня, какая школа в седьмом классе?