с недоумением спрашивая, почему имуги больше не спасает упрямую госпожу. Но у Йонг не было ответов для лекаря. Она пожимала плечами, смотрела на волдыри, оставшиеся на месте ожогов, ковыряла их отросшими ногтями… Хотелось плакать оттого, что, кроме этой жгучей боли, она больше ничего не чувствует, но сил не осталось.

– Я не знаю, чему учил тебя твой мастер, – сказал вдруг Иридио, не глядя на Йонг, – но и мне, идиоту, прекрасно видно, что ты нашему миру не принадлежишь.

Йонг покосилась на него, но он смотрел на карту и делал вид, что не замечает холодного блеска чужих глаз. Йонг не слышала имуги, но знала, что порой смотрит на мир его глазами. И пугала этим других. И пугала этим себя.

– Ты, девочка, видишь больше, чем надо смертным, и дар то или проклятье, не мне судить, – продолжил Иридио. Он, наконец, повернулся, чтобы посмотреть на Йонг и снова заметить, как вытянулся в её глазу зрачок, превращаясь в змеиный. – Но рядом с тобой – люди. Перед тобой люди. Позади тебя – тоже люди. Ты среди них, ты ведёшь их. Хочешь ты того или нет, они нуждаются и в твоей помощи тоже. Поверь мне, я знаю, о чём говорю: женщина может много больше, чем мужчина.

Йонг кивнула. Она тоже знала. Но понимать и чувствовать это порой было сложно. Тем не менее она дала себе слово попытаться ещё раз и на следующий день пришла в дворцовый храм, где прежде стояла статуя Лазурного Дракона.

Там, прямо в центре зала, окружённый горящими факелами и свечами, сидел бывший патриарх Ордена Сливы, Су Имдон.

– Вот уж кого увидеть здесь я не ожидала, – сразу же ощетинилась Йонг, замирая в нескольких шагах от облачённой в поношенную кашаю фигуры. Имдон перебирал разноцветные чётки, но остановился, едва заслышал голос Йонг.

– Рано или поздно мы должны были здесь столкнуться, – ответил он медленно. Без труда Йонг распознала в его тоне испуг.

– Я не трону вас, можете не трястись, – фыркнула она. – К вам же целый стражник приставлен, чего вы боитесь.

Воин из числа дворцовой стражи капитана Кима Мунсу поклонился, едва Йонг вошла в храм, хотя она была одета в ханбок служанок. Вероятно, тот знал Йонг в лицо. Нагиль говорил, что капитану Киму и его людям можно доверять.

– Я не тебя боюсь, девчонка, – процедил Имдон. – А змея, что сидит в твоём теле. Говорят, вы вдвоём уничтожили безымянную крепость и храм Земли.

– Говорят, монахи живут дольше, если сплетни не слушают, – ответила Йонг и села на циновку, в нескольких бу от Имдона. Тот с места не сдвинулся, но напрягся.

– Зачем явилась? – спросил он спустя время. Йонг вслушивалась в завывания ветра за закрытыми ставнями храма, в дыхание Имдона рядом и гадала, чего же хочет от духов, если сама себе не может доверять. Вопрос монаха вывел её из сомнительного транса, и Йонг поморщилась.

– Хочу с душой своей бабули пообщаться, – съязвила она. – А вы чего тут забыли? Свою честь, не иначе?

– Волю, – коротко ответил Имдон. – И веру в Дракона, что защищает Чосон. Слабеет он, разве не чувствуешь?

Йонг тут же захотела прервать любые разговоры, пока те не завели её в пучину личных страхов. Всё она чувствовала. Знала, что стоит на одной чаше весов, а Нагиль – на другой. Что Ци связывает их неправильно, что каждое её действие ведёт к смещению баланса, выводит Нагиля из равновесия. Потому она ждала и боялась возвращения имуги.

Если он явится, будет ли это означать, что змей окончательно поглотил Дракона? Если он не вернётся, сможет ли Йонг жить в мире Нагиля дальше?

Пророчество, о котором знали мастер Вонгсун и Рэвон, начало сбываться в тот миг, когда Йонг впервые попала сюда, и всё это время она шла по пути, размеченному смертью. Мастер Вонгсун считал, что явившийся из Бездны Металлический Дракон убьёт Дракона Дерева. Йонг понадеялась, что ритуал, связавший её и Нагиля, изменил будущее, но теперь сомневалась каждый свой день.

– Чтобы этого не случилось, – сипло заговорила Йонг, выдавливая слова сквозь пересохшее от испуга горло, – я должна поговорить с духами.

– Ну, – равнодушно вздохнул Имдон, – может, они тебе и ответят, но что-то я сомневаюсь. Слышал, ты уничтожила половину святых реликвий. С чего бы духам говорить с такой бесчестной женщиной?

Он с кряхтением старика встал, махнул подолом кашаи и ушёл, оставляя Йонг злой и обиженной на себя же.

Она зажмурилась до белых точек перед глазами, сцепила ноющие зубы. Проклятый монах, чтоб ему пусто было! С чего бы духам говорить с такой…

С той, что разрушила безымянную крепость. С той, что расколола священный пруд в храме Земли. С той, что сломала водомерный камень в храме Воды. С той, что…

От внезапной мысли перехватило дыхание. Йонг распахнула глаза, впиваясь взглядом в расписанную ширму в глубине храма, на которой были горы, луна, солнце и реки, следы другой религии, привезённой с земель Империи. Подняла голову к потолку, где покрывались пылью изображения Великих Зверей. Точно такую же картину Йонг видела во дворце Хэнджу, когда предатель Лю Соджоль мазал ей шею старым маслом из факела Феникса.

Раз уж она уничтожает реликвии… Раз уж духи обижены на неё за то, в чём она не была виновата…

– Хаджун, – резко позвала Йонг стоящего в дверях воина.

– Да, сыта-голь?

– Принеси мне масло, которое мы везём от самого Хэнджу, – попросила она. – Проверим, хорошо ли оно горит.

Воин задавать вопросов не стал – мало ли что взбрело в голову его упрямой госпоже – и отошёл ненадолго, вернувшись уже с потрескавшейся керамической миской в руках. Йонг как раз переносила в центр зала, ближе к пустому постаменту, подставку с факелом. Тот качался, и пламя внутри дрожало, норовя сорваться на пол и поджечь и этот старинный храм. Лан говорила, его воздвигали в помощь буддийскому ордену, лет двести назад занимавшему важное место в Совете религиозного короля. То-то старик Имдон ошивается рядом с ним.

– Вот бы и это место сжечь ко всем святым духам, – бубнила Йонг, пока вдвоём с Хаджуном они пристраивали рядом с факелом посудину с маслом и отодвигали циновки подальше от огня.

– Что вы хотите сделать, сыта-голь?

– Пока не знаю… Мой строгий мэштренним учил, что всё новое должно сменять старое. Я пробую одну теорию…

Хаджун покосился на Йонг слегка испуганно, но промолчал.

Йонг села на циновку, расправила зелёный подол ханбока. От стоящего рядом факела она зажгла соломинку, выдернутую из циновки, и поднесла к миске с маслом.

– Сыта-голь?

– Тише, Хаджун. Я тут пытаюсь нагрешить перед духами, не видишь? Посмотрим, как им понравится моя идея.

Слова возражения Хаджун зажевал и остался сторонним перепуганным наблюдателем того, как равнодушно Йонг поджигает старое