Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я так старался объяснить вам правила маскировки, — пробурчал Оуэн. — Предполагалось, что дежурство возле этого дома станет частью вашего обучения.
— Вы сказали миссис Крофтон, что стережете дом? — Вирджиния была очень встревожена.
— Да, мадам, — ответил Мэтт.
— Должно быть, она пришла в ужас! — воскликнула Вирджиния.
— Она не выглядела напуганной, мадам, — ответил Мэтт. — Она оставила нам еще кофе с кексами на кухне, прежде чем отправилась спать. И дала ключ. Сказала, чтобы мы чувствовали себя как дома.
— Вероятно, утром она попросит расчет, — предположила Вирджиния. — Я уверена, что образ жизни ее прежних нанимателей не требовал присутствия стражи у дверей дома.
— Что сделано, то сделано, — сказал Оуэн. Распахнув перед Вирджинией дверь, он заставил ее поскорее войти в дом. — Забудьте о моих племянниках и своей экономке.
— Вам легко говорить… Не сомневаюсь, уж вам-то с вашими деньгами не составляет труда подбирать хорошую прислугу.
Оуэн закрыл дверь.
— Да, действительно. Почти все наши слуги находятся у нас долгие годы. Их родители прислуживали нашим родителям, и они унаследовали свое положение в нашем доме.
— Как удобно… — проворчала Вирджиния.
Оуэн снял плащ и повесил его на вешалку.
— Если вам понадобится новая экономка, я сам займусь ее поисками. А теперь, если не возражаете, я желал бы обсудить еще кое-что.
— Что же?
— Вот это. — Оуэн прижал ее к ближайшей стене, откинул капюшон с лица и стал целовать, пока ее глаза не заволокло влагой, а дыхание снова не сбилось. Только тогда он поднял голову.
— Да, конечно… — прошептала Вирджиния срывающимся от страсти голосом. — О поисках новой экономки поговорим потом.
— Вот именно — потом. — Оуэн подхватил ее на руки и тотчас же понес в кабинет.
Шторы плотно закрывали окно кабинета, и комната тонула в глубоком сумраке. Единственная полоска света пробивалась со стороны коридора, где горел газовый рожок.
Отпустив Вирджинию, Оуэн зажег одну из ламп и тут же чуть пригасил ее, чтобы она давала совсем немного света. Закрыв дверь на ключ, едва сдерживая нетерпение — в крови разливался жар, — он оглянулся на Вирджинию и улыбнулся. Она не сказала ни слова, но энергия ее желания витала в воздухе, вспыхивая невидимыми искрами.
Сбросив нарядные вечерние туфельки, она распустила завязки плаща у горла. Шерстяная ткань осела на пол тяжелыми складками, и Оуэн замер, почти не дыша.
— О, Вирджиния… — прошептал он. Сейчас он мог лишь смотреть на нее и любоваться.
Но минуту спустя он все же освободился от фрака и жилета и бросил их на ближайший стул. Затем приблизился к Вирджинии и, положив руки ей на плечи, коснулся поцелуем ее горла. Она вздрогнула всем телом и тихо застонала.
Оуэн осторожно высвободил ее из складок плаща и отбросил его в сторону. Потом распустил волосы Вирджинии, и они упали ей на плечи и на спину. Она была такой нежной, такой податливой!.. А он сам себе казался слишком большим и слишком неуклюжим. Шпильки, выдернутые из ее прически, упали на каминную полку с тихим звоном, прозвучавшим в тишине кабинета оглушительным грохотом.
Тут Оуэн повернул ее лицом к себе и не спеша довел дело до конца — расстегнул платье, так что лиф распахнулся, открывая взгляду нежные женские округлости. Стащив платье, Оуэн бросил его на пол, и теперь Вирджиния стояла перед ним в одной сорочке и в чулках.
Тут она расстегнула последние пуговицы на его рубашке и положила ладони на обнаженную грудь Оуэна. Прикосновение ее рук распалило его еще сильнее.
— Мне нравится вас чувствовать, — прошептала Вирджиния.
Она поцеловала его сначала в щеку, затем в плечо. Он вздрогнул и прохрипел:
— Я долго не выдержу…
Подняв голову, Вирджиния улыбнулась загадочно. Было очевидно, что она знала силу своих чар.
— Не верю, сэр. Вы ведь всегда столь невозмутимы…
— Так было, пока я не встретил вас.
Он страстно поцеловал ее, как бы призывая к немедленным действиям. Потом, отвернувшись, схватил ее плащ и, расправив его быстрым движением, бросил на ковер перед камином. Толстая шерстяная ткань стала отличным ложем.
Быстро освободившись от туфель и брюк, он обернулся к Вирджинии и замер, увидев на ее лице изумление и испуг. Может, она была поражена зрелищем его эрекции? Он сам не знал, льстит ли ему ее изумление или, напротив, тревожит.
— Там, кажется, нож у вас на лодыжке, — пробормотала она.
Раздосадованный, Оуэн уставился на кожаные ножны. В первый раз она не заметила нож, потому что он тогда не снимал брюк.
— Ох, простите, — сказал Оуэн. — Вечно я о нем забываю.
— Как можно забыть о ноже на собственной ноге?
— Я начал носить его еще мальчиком. Так делают все мужчины семьи Суитуотер. Это наше фамильное правило, наш девиз.
Она еще больше удивилась:
— Ваш девиз?..
«Талант полезен, но лучше держать кинжал при себе» — так это звучит.
— Довольно необычный семейный девиз. Однако у меня складывается впечатление, что Суитуотеров не назовешь обычной семьей.
— Неправда, — возразил Оуэн. — Суитуотеры — самая обыкновенная семья.
Он отстегнул кожаные ножны и положил их так, чтобы находились под рукой. Когда же он снова взглянул на Вирджинию, она действительно смотрела на его возбужденную плоть.
— Так бывает всегда? — спросила она.
Его смех прозвучал как стон.
— Только тогда, когда я рядом с вами.
Опустившись на плащ, Оуэн привлек девушку к себе.
Она протянула руку и принялась поглаживать его набухшую плоть. Он закрыл глаза и стиснул зубы. Потом со стоном прохрипел:
— Я отчаянно хочу вас, Вирджиния.
— Вы будите во мне странное желание, — ответила она шепотом и содрогнулась. — Не знала, что такое бывает.
— Значит, мы с вами — прекрасная пара.
Он крепко обнял ее и снова поцеловал. Пусть поймет всю силу его страсти! Вздохнув, она обмякла в его объятиях, и рука Оуэна тотчас скользнула меж ее ног. Она была влажная и горячая, и он начал осторожно ласкать ее. Почувствовав дерзкое проникновение его пальца, Вирджиния вскрикнула и уткнулась лбом ему в плечо, а ее пальцы, до того сжимавшие его ствол, разжались, и она обняла его за плечи.
— А теперь расслабьтесь, — шепнул Оуэн.
— Не хочу, — ответила она, обдавая горячим дыханием его плечо. — Мне нравится так.
— Вам понравится еще больше, если сделаете, как я говорю. Даю слово. Расслабьтесь же.
Она повиновалась, и Оуэн добавил: