Тик-так, Майки. Тик-так.

Он почувствовал, как поднимается изнутри первобытный, леденящий страх. Современная психиатрия с успехом подавляет его при помощи медикаментов, и Нолан неоднократно прибегал к их помощи, но только не теперь.

Теперь нет волшебных пилюль, Майки. Сам-сам-сам. Тик-так.

Голос в его голове. Чертов голос всегда появлялся вместе с чувством беспомощности.

Он еще мог бы спастись от преследователей на земле — убежать, спрятаться. Но как спрячешься в воде?

Река узкая — сколько тут, полмили приблизительно? Можно даже посчитать горящие окна высоток на том берегу. Но как заставить себя шагнуть в эту жидкую пропасть? К горлу подступила тошнота, а живот скрутило с такой силой, что Нолан согнулся пополам и стоял так несколько долгих минут, пока боль не отпустила.

Из трубы на крыше особняка поднимался сизый дымок — и тут же растворялся в ночной темноте.

Справа, на искрящемся небоскребами горизонте, каменели арочные пролеты Лонгфелло — Бобби говорил, что местные называют этот мост «солонки и перечницы» из-за расположенных на нем башенок. Внизу, по кажущейся застывшей поверхности воды, бежали длинные светящиеся дорожки.

Майк прошел вдоль берега и свернул на маленький деревянный док. Волны смачно хлюпали о дощатый настил, и этот звук показался Нолану омерзительно тошнотворным. С таким звуком, наверное, смыкается болотная жижа над головой утопленника. Он поспешно вернулся на берег и сел на поросший травой уклон.

Тик-так, Майки. Тик-так.

Бесшумно вибрировал мобильник. Он не поднимал трубку, незряче уставившись в простиравшуюся перед ним речную гладь.

Майк Нолан боялся двух вещей. Вторая — вода. Темная, бездонная глубина озер и рек.

Родители твердили ему, что он не виноват. Маленький ребенок не несет ответственности, не может нести. Его таскали по психологам, его убеждали, уговаривали, лечили, учили жить в гармонии с самим собой, сбросить ношу, не терзаться виной за то, чему он не мог противостоять. Он делал все, что ему велели. Он выполнял упражнения. Родители поддерживали его и радовались прогрессу. Но единственный прогресс, которого Майк добился, — научился притворяться нормальным.

До полуночи оставалось тридцать минут. Майк решительно встал, снял куртку и кроссовки, задержал дыхание, смиряясь с мыслью, и шагнул к воде.

Главное — не думать. Не чувствовать. Просто грести. Выбросить одну руку вперед, потом вторую. Сделать вдох. И снова выбросить одну руку вперед, потом вторую.

Вода такая ледяная, что тело немеет. Это хорошо. Холод отвлекает. На холоде можно сконцентрироваться. С холодом можно смириться.

Черная вода обволакивала его со всех сторон. Майк плыл вперед, не оглядываясь, не останавливаясь, и расстояние между ним и буйком, казавшееся непреодолимым, постепенно сокращалось.

Главное — не думать.

Над головой пронеслась бесшумная тень. Нолан сделал несколько больших гребков и схватился за буек. Красный пластик без единого знака. Ни буквы, ни цифры. Куда они прицепили свое послание?

И тут же понял куда.

Что-то тихо прожужжало в прозрачной высоте. Майк задрал голову, успев заметить пролетевший мимо дрон. Прекрасно. Они следят за ним. Он подтвердил свое присутствие. Но какой в этом толк, если он не достанет новые координаты?

Он опустил взгляд и едва не задохнулся от нахлынувшего ужаса. Черная вода окружала его, смыкаясь вокруг шеи удавкой и пробуждая в памяти картинку из далекого прошлого. Он пытался протестовать, но оживший мираж в считаные секунды поглотил его, лишил способности сопротивляться.

…Что бы ему ни внушали умные доктора, к каким бы уловкам ни прибегали, Майки знал, что совершил преступление, смалодушничал, и этого факта уже ничто никогда не отменит. Совесть можно заглушить, но не уничтожить. Она останется внутри, живая, терзающая тебя подобно изощренному палачу. Никуда от нее не сбежишь, ничем не задобришь.

Сначала он не понял, думал, она шутит, разыгрывает, хочет напугать его. Осознание пришло резко. Он ринулся в глубину, туда, где исчезла ее светловолосая голова. Он даже нащупал что-то — или ему померещилось, что нащупал, — и в тот же миг почувствовал пропасть под ногами. Она засасывала, утягивала в недра, обматывая ноги илистыми объятиями, и он запаниковал. А перед глазами проносилась серая рябь, и жидкая стена устремлялась куда-то вверх, все быстрей и быстрей, и ему понадобилось несколько секунд — а может, лет — понять, что это не вода бежит вверх, это он падает на дно.

Воздух в легких закончился, и накатил такой бешеный, животный страх, что Майка на мгновение парализовало. Он не боялся смерти — о смерти не думаешь в одиннадцать лет, — его испугала эта неконтролируемая, трепещущая, ожившая глубина. Это было существо из потустороннего мира, существо, вырвавшееся на волю, жадное, голодное, алчущее человеческой плоти. Оно проникало внутрь, просачиваясь сквозь кожу водянистыми иглами, ввинчивалось в уши и ноздри, стирало роговицу глаз жидкой наждачной бумагой.

Потом это чувство охватывало его множество раз, и он даже научился терпеть его без обморочных панических приступов, хотя полностью избавиться от страха никогда не мог. Но тогда он испытал его впервые, и пережитые эмоции едва не убили его. Инстинкт самосохранения толкнул его вверх, заставляя из последних сил работать конечностями, чтобы выплыть, спастись, глотнуть воздуха. Он вынырнул еле живой от пережитого ужаса и понял, что больше не сможет нырнуть обратно. Ее утащила глубина, опутала невесомой паутиной, — он не смог бы вырвать ее, не в человеческих это силах, он бы сам увяз.

Маленький Майки мог бы спасти ее, но струсил.

А сейчас ему предстояло вновь пережить свой худший кошмар.

Он набрал в легкие побольше воздуха и нырнул…

Массивная цепь, прикрепленная к днищу буйка, исчезала во мгле. Майк схватился за железные звенья и пополз вниз, перехватывая руки. Река протестовала, выталкивая его наружу, но он лишь крепче цеплялся за цепь, ввинчиваясь в глубину. Терпеть становилось все труднее, и он уже решил, что надо всплывать, когда вдруг разглядел смутные очертания человеческого тела.

Его прошила ледяная вспышка; сведенные судорогой конечности перестали слушаться. Нет, нет. Только не это. Ему померещилось. Ни единого шанса, что там действительно человек.

Во тьме змеились светлые пряди волос. Тонкие алебастровые руки беспомощно парили в невесомости над раздувшейся медузой юбкой.

Майк оттолкнулся и вынырнул на поверхность, судорожно вдыхая воздух. Это галлюцинация. Прошлое наслаивается на настоящее, создавая реалистичную иллюзию. Нужно собрать волю в кулак и успокоиться. Это все нереально. Нереально. Он снова нырнет и убедится: нет там никого. Одна глубина.

Майк сделал глубокий вдох и снова устремился вниз. Он протянул руку в твердой уверенности, что коснется пустоты, но ладонь скользнула по упругим пальцам.