запах, колючая щека. Скрип деревянного изголовья, из которого тянут последние жилы.

«Ох, зараза, за что ты так со мной?»

Коснулась пальцами изголовья, нащупала след от ногтей. Глубокий, словно его дикий зверь драл. Проследила кривую, дерганную дорожку… и резко оторвала руку от кровати. Проклятье!

Живот крутило, глаза застилала чернота. Кожа горела, словно он вот прямо сейчас ко мне прикасался. Щупал везде. Сжимал яростно. Гладил невыносимо.

Ничего интимного, мисс Ламберт… Это просто лечение, мисс Ламберт!

Сжавшись в комок, я уселась перед кроватью и обхватила колени. Не могла заставить себя улечься на розовых рюшах.

Зефирный интерьер у меня раньше ассоциировался с мамой и беззаботным детством. Был этакой зоной комфорта, в которой можно спрятаться от невзгод. Но этот самодовольный квахар в парадном мундире и тут все испоганил!

Почему Рэдхэйвен попросил меня?

Хотя… Какое там «попросил»? Потребовал!

И в каких еще смыслах (кроме известного и даже новорожденному гхарру понятного) ему меня угодно?

***

Очнулась я только к вечеру. На полу. Все тело ныло, и я прокляла себя за то, что проигнорировала мягкую кровать. Очень неразумное поведение! Наверняка же Долия сменила простыни после нашего с «проезжим целителем» отъезда… Фидж вот без всякого смущения вольготно растянулся между подушек.

Ужинали мы с Долией вдвоем: отец должен был вернуться из Либтоуна только к ночи. Болтали о том о сем… В основном о загорелом сире в заляпанном плаще, что заявился в наш дом в день памяти матери и предложил свои услуги.

И еще о том, как Долия обыскалась плотных сорочек в магазинчиках Аквелука и в итоге прикупила их в лавке у храма Имиры. Почему-то хитанец потребовал, чтобы на мне всегда были новые, а сама я – свежая и искупанная. Мерзавец!

Потом экономка долго рассказывала мне любимый рецепт супа из молодого квахара. Подается со сметаной и ржаными тостами. И так загорелась идеей, что обещала завтра же его приготовить до моего отъезда.

– Эйви?

Мой сюрприз удался: отец поперхнулся, закашлялся и спал с лица, застряв на пороге кухни. Бросил нервный взгляд в темноту за окном. Там как раз отъезжал маг-вояжер, следуя по маршруту.

– Я бегаю быстрее, – предупредила родителя, чтобы даже не думал бросаться к выходу.

– Знаю, малышка.

Я попыталась улыбнуться, но по тому, как папа отшатнулся, поняла, что ни гхарра у меня не вышло.

– Нам бы поговорить. Но можешь сначала поесть: Долия запекла филе гхарра в яблоках, – разрешила милостиво, буравя его глазами.

– Да что-то аппетит пропал, милая, – пробурчал отец, бросая на пол чемодан и свернутую трубочкой газету. Прошелся отрешенно по коридору, повесил плащ и, судя по скрипу, завалился в свое кресло в библиотеке. – Ты идешь, Эйви?

Вот так сразу? Иду… Конечно, иду.

– Если бы ты предупредила о приезде, я бы вернулся раньше, – он почесал седой висок и посмотрел на меня виновато.

Ну-ну… или бы скрылся в ташерских льдах.

– Па-а-ап… – я опустилась на край стола, сдвинув бедром неразобранную стопку книг.

– Он сказал, да? – потер лицо, сгоняя с щек сонную расслабленность.

– Сказал.

– Вот и верь после того хитанцам. Обещал ведь дать время!

– Я надеялась, что сир Рэдхэйвен ошибается. Заблуждается. Нагло врет, – перечислила варианты, пытливо всматриваясь в его морщины. Я всегда чувствовала, если папа недоговаривает. – Он утверждает, что ты… Ему! Меня…

– Не ошибается, – выдал убийственно честно, откидываясь на спинку кресла. – Не заблуждается. Не врет. Эйви, ты не должна была узнать об этом сейчас. Вот так.

– Правда? – вскочила со стола и принялась наматывать круги по библиотеке. – А как бы я узнала?

– Как положено, – пожал плечами. – Официально. Он бы приехал с коротким визитом… Попросил бы для виду, как это всегда бывает.

– А это часто бывает? – ужаснулась дикостям столь прогрессивного мира. Многого же я не знаю об Эррене. – Они… хитанцы эти… вот так берут, приезжают, просят чего угодно… и им дают?!

– Ну отчего бы не дать? – вздохнул отец, вгоняя меня в шок. – Если официально и как положено. В тебе, между прочим, как и в матери, течет кровь тэль Лаэлей. Смешанная, конечно, и забытая в веках, но…

– Папа! – возмутилась с обидой. – Я ведь не какой-нибудь анжарский скакун, чтобы продавать меня первому встречному! И кому? Столичному выскочке, по выходным шуршащему королевскими юбками в поисках неожиданностей…

– Эйвелин! – резко осек меня отец. – Давай, пожалуйста, без грязных газетных сплетен и непристойностей в нашем доме? Я не мог отказать. Любого другого я бы послал к гхаррам в филейные закрома. А этому столичному выскочке – не мог!

В голове не укладывалось. Этот загорелый сноб потребовал меня себе для «всяких разных смыслов», а папа спокойно согласился? Подмахнул контракт не глядя? Еще и вид делает, что все в порядке!

– Я бы, конечно, намекнул тебе перед его приездом, что вот, мол… уговор есть уговор. И выбирать не приходится, – растерянно озирался отец, поглаживая взглядом стеллажи, забитые мамиными книгами. – Чтобы неожиданностью большой не было. А там, глядишь, до свадьбы и попривыкла бы к этой мысли. Бабку твою за деда тоже так выдали, и ничего. Очень счастливая была потом…

Я снова плюхнулась задом на стол, и книжная стопка пошатнулась.

– До какой… к гхаррам… свадьбы? – процедила, расширив до слез глаза. Но бешеные черные мошки, танцевавшие перед ними, никуда не исчезли.

– А они какими-то разными бывают, малышка? – отец ласково похлопал меня по коленке, и я дернулась. Одна из книжек с грохотом сорвалась вниз и шлепнулась на ковер.

Мошки, плясавшие перед глазами, ускорились. Вся эта круговерть теперь напоминала старинный анжарский танец. Шустрый такой, с выкидыванием колен и задиранием юбок.

– Ты ж сказала, что сир Рэдхэйвен оповестил тебя о своих… эмм… намерениях? – папа погладил меня по горящей щеке, и его рука показалась ледяной, колючей.

– Оповестил, – буркнула и гневно засопела, припоминая беседу о «самых разнообразных смыслах», в которых ему, этому сиру Рэдхэйвену, было меня, видите ли, угодно. – Так он, выходит, меня… на мне…

– Женится? Разумеется, Эйвелин. Наш договор касался этого, – «успокоил» папенька.

Час от часу не легче! Даже не сразу поняла, хуже это или лучше. А