К горлу подступила тошнота, и Фидж, давно перебравшийся из манежика на мою подушку, сердобольно протянул мне надкушенный крекер.

– Прямо натурально отдавали? – скептически протянула Тейка. Этой «натуральностью» она от Вейна заразилась. – То есть… терлись об настоящего бога, чтобы он победил в битве другого?

– Об настоящего, об настоящего… Не об статую же его мраморно-позолоченную? – хихикнула Рисска и смутилась. – Хотя… Точно никто не знает. Давно же было. Тот Верховный демон из Керракта, если верить легендам, для того и потребовал себе молодую богиню. Чтобы… ну…

– Энергию выработать. Тре-е-ением, – пропела Тейка, подначивая смущенную подругу.

Что я точно поняла из нашей странной беседы? Что ни на какое такое совместное «трение» с мастером Рэдхэйвеном я не согласна. Не то что добровольно и по любви… Вообще никак не согласна! Так что пускай этот квахар недощипанный трется где-нибудь в других, специально отведенных для этого местах.

– У демонов там какие-то жуткие битвы были между племенами, вот и искали по мирам, где бы сил набрать на великое сражение, – Рисса махнула Галлатее, чтобы та тоже погасила свет, и добавила совсем уж тихо: – Поначалу они просто по деревням шли и девиц непорочных требовали… Девы слезно просили помощи у всесильных богов, но отозвалась только Имира. Позволила укрыться в своем храме и не пустила Верховного внутрь, несмотря на все его рога. А дальше…

– А дальше даже мы знаем, – сонно зевнула Тейка. – Рогатый гад потребовал себе саму богиню. Или, мол, демонова армия разнесет весь Эррен в магическую пыль. И Варх вынужден был отдать сестру, чтобы они ушли. Ради спасения мира.

– Эмм… – Рисса замялась и вздохнула. – Есть непопулярные теории, что Варх не просто так от сестры избавился. Мешала она ему своими принципами… Мол, «девицы не топливо», «подзаряжайся в другом мире» и вот это все. А как не стало ее в Эррене, так он мигом победил Торума и прочих собратьев сияющих. Возвысился до самых золотых облаков. И стал единым во всех божественных проявлениях… и единственным.

– Подзарядился не на шутку! – хрюкнула Тейка, подзывая к себе сонную каффу и заматываясь с ней в одеяло.

Я тяжело бухнулась затылком в подушку и уставилась в темный потолок, твердо осознавая, что ни гхарра я сегодня опять не засну. Во-первых, потому что боюсь возвращения снов с участием черноглазого мастера проклятий… Во-вторых, видит Варх, до утра буду думать о «трении». И всяких разных смыслах.

Вейн мне напрямую никогда не говорил про близость. По взглядам я понимала, конечно, что он давно не против, но… Мы и целовались-то по-серьезному лишь раз. И то после дегустации Рисскиного неудавшегося зелья, усиливавшего концентрацию…

Оно, к неудовольствию Риссы и восторгу Ровейна, обладало обратным эффектом и на полчаса полностью отключало мозг. Я про тот случай мало что помню, поэтому для меня наш «первый» был на полигоне.

Однажды, проходя мимо раздевалок природников, я услышала, как над ним посмеиваются товарищи. Мол, «связался с недотрогой, ходи теперь и мучайся, пока все не отсохнет». Вейн послал их к гхарру в филейные закрома. А мне стало неловко. Не хотелось быть виноватой в том, что у кого-нибудь что-нибудь отсохнет. Даже думать не хочу, что именно.

Может, я и правда «вымирающий вид»? И через десять лет буду носить круглые очки и туфли с квадратными носами, размножая «квахаров» на немытой голове?

– Рисс, а ты… с кем-нибудь… уже? В смысле трения? – прошептала, старательно глядя мимо зевающей подруги. Она тряхнула кудрями в нервном отрицании и зарделась пуще прежнего.

– А ты? Хотя могу догадаться… Вейн с тех пор, как бал перенесли, такой кислый ходит, словно у него любимый альта-цитроновый пудинг отобрали, – заулыбалась Фенрисса лукаво. – Кстати, Элодия собирается пригласить Диккинса на бал… Даже платье в его любимой песочно-земляной гамме приготовила.

– Он природную зеленую любит.

– Эв… Он тебя любит, потому и терпит. А стихия его – земля.

Рисса права, да. Я об этом вечно забываю, потому что Диккинс не возражает против моих цветов. Он вообще невыносимо терпеливый друг: я бы от себя давно сбежала.

– Элодия перебьется, – фыркнула, осознав, что такие парни на дороге не валяются. И на следующий год я вполне могу уступить ему выбор цвета. Земля так земля… Не фарфоровая.

Бал.

Я зажмурилась, чтобы не видеть темные пятна на потолке, отчаянно напоминающие глаза одного обнаглевшего квахара. Того самого, что запретил мне идти на бал с Диккинсом и заморозил наш проект еще на старте.

– Эйви, ты чего? Плачешь, что ли? – пробубнила Рисса из темноты, когда я всхлипнула громче, чем планировалось.

– Насморк замучил, – шмыгнула носом и спрятала лицо в подушке.

Наличие официального, задокументированного жениха касалось и Вейна тоже. Мой среднестатистический принц мог пострадать. Рэдхэйвен из тех, кто пройдет по головам, добиваясь желаемого. Не погнушается наслать какую-нибудь мерзость на моего друга. То есть парня. То есть…

Ой, к Тьме!

Этот линялый гхарр от меня никакое «топливо» не получит. Ни трением, ни каким-либо иным путем.

Не представляю, как, но я вылезу из этой рабской петли и вернусь к своей нормальной, скучной и предсказуемой жизни. В которой есть место для бытовых плетений, анжарских садов и усредненных терпеливых парней, и нет – для проклятых магистров и их больной фантазии.

***

Девочки сладко сопели, а я все ворочалась… и ворочалась… и ворочалась. Лежала с одним приоткрытым глазом, украдкой поглядывая в окно, и подсознательно чего-то ждала.

Наконец это «что-то» размытым силуэтом нарисовалось в небе. Частное судно Ее Величества вернуло проклятого хитанца в Анжар.

Осознав, что теперь уж точно не засну, я встряхнула сонного мизаура, сунула ему в зубы крекер и выбралась с ним в коридор. Если кто и знает, где выделили спальню королевскому мастеру, то это Фидж. Зря, что ли, такие уши отращивал?

– Эйфф... Ночь – не лучшее время чубурахаться по темным коридорам, – проворчал негодник, лениво перебирая мохнатыми лапами по полу.

– Я только и делаю, что где-то чубурахаюсь! – возмущенно топала следом. – Сначала на полигоне почубурахалась, потом на прыгающем судне, потом шесть часов в вояжере… Еще дважды в кабинете у Граймса… Так что давай, топай. И путь показывай.

Меня аж трясло, как хотелось рассказать Рэдхэйвену все, что я думаю о рабском брачном контракте, трении и прочем. И если этот мерзавец откажется слушать