розовощекого малыша, внезапно обнаружившего себя в обличье растерянной птички.

— А ты, Сили? — спрашивает Олани, пока тепло нашего смеха еще не угасло. — Что радует тебя?

Мне приходится на секунду задуматься, чтобы отстраниться от событий последних недель, месяцев, лет. Тяжело все это разгребать в поисках светлых пятен.

Светлых пятен.

— Выпечка, — отвечаю я и сама слегка удивляюсь. — Когда-то я пекла вместе с папой. Потом… одна, для нас с Исольдой. Очень расслабляет.

Исольда и Олани освобождают проход, и Рейз бережно ведет меня вверх по ступенькам вагончика к открытой двери.

— Тогда пеки.

Я застываю, замираю, напрягаюсь, чтобы он не подталкивал меня.

— А потом ты заставишь меня заниматься магией?

— А потом мы сможем поговорить.

Все, что нужно, у нас есть. Ну, не все, но достаточно. Бирч соизволил снабдить меня бруском шоколада размером с мою голову, полудюжиной свежих яиц и бутылкой холодного молока. Я мысленно извиняюсь перед теми, из чьей кладовки они исчезли, но с учетом идей, проносящихся в моей голове, сожаление не очень велико.

Шоколад — это по умолчанию. Но стоит ли запекать его в хлеб, растапливать для мусса или измельчать для начинки пирожных? Нет, нужно что-то другое. Необычное. Меня осеняет, рецепт кажется проблеском солнца в темных тучах, я вижу его так ясно, как давно не бывало. Я же могу объединить несколько старых рецептов в совершенно новый — и в экспериментальном порядке испечь нечто восхитительное.

Нечто столь же уютное и теплое, как атмосфера Судьбы, когда мы дружески болтаем у горящего очага.

Я подготавливаю ингредиенты и плиту, разговоры за моей спиной становятся тише.

По крайней мере пока не раздается голос Рейза, который, оказывается, стоит у меня над душой:

— Тебе помочь?

— Мне не нужна помощь.

— Тогда я просто посмотрю, — говорит он, облокачиваясь о стол. Когда он так стоит, наши лица на одном уровне. Но он мне мешает.

— Знаешь, я не просила заглядывать мне через плечо. — Здесь так уютно и тепло, что грубить не хочется, и я просто отодвигаю его локтем от моего рабочего места. Мы если и прикасались друг к другу, то или в процессе обучения, или случайно. А это прикосновение — простое и необязательное, и он поддразнивает меня, отступая всего на миллиметр. Надо же, мы доросли до дружеских подколок.

— Я не буду тебя отвлекать, — обещает Рейз. Не верится.

Он наклоняет голову, рассматривая выложенные продукты.

— А мука тебе не нужна? Я достану, если Бирч ее слишком высоко засунул.

— Мука нам еще понадобится в горах. А взбитые яйца и какао как раз должны дать нужную текстуру и без добавления муки.

Я выстраиваю продукты в идеальный ряд, подвигая и расставляя на нужном расстоянии, чтобы удобно брать их по мере необходимости. Не успевает Рейз вставить очередную реплику, как в дверях показывается Олани. Косы у нее выбились из узла на макушке и свободно болтаются.

— Рейз, можно тебя на минутку? — спрашивает она, быстро переводя взгляд с него на меня.

— Зачем? Я уже сказал, что не хочу больше играть роль мишени. Или чтоб на мне показывали, какие точки наиболее уязвимы. Или…

— Ты нам нужен как арбитр, — раздается снаружи голос Исольды. Обычно она говорит таким тоном, когда врет. Я вся напрягаюсь. Мы в опасности? Нас догоняет Лейра? Но тут я вижу, что Олани совершенно расслаблена, и, словно этого мало, она мне еще и подмигивает: это безобидная ложь, они просто хотят его выманить. Дать мне побыть одной.

Рейз вздыхает, нехотя выпрямляется, долгим жестом ерошит волосы.

— Ну, если ты настаиваешь… — Он еще раз смотрит мне в глаза, протискивается мимо Олани и улыбается.

Я расплываюсь в ответной улыбке и смотрю на Олани.

Спасибо, беззвучно шевелю я губами.

Пожалуйста, отвечает она, и, когда дверь за ней закрывается, я чувствую, что мы теперь как бы союзники.

Я вхожу в ритм выпечки: жидкие компоненты, потом сухие, потом взбить, потом выложить. Стучащий снаружи дождь и огонь в очаге создают ощущение безмятежной пустоты. Мысли проясняются.

А затем приходится зажечь плиту, чтобы растопить шоколад, и, когда вспыхивает огонь, я снова думаю о магии. Я могу сделать это с помощью магии. Я должна сделать это с помощью магии. Я должна тренироваться при каждом удобном случае, раз уж я пообещала научиться ею управлять.

Но я не хочу. Я не хочу быть подменышем-чародейкой, которая вызывает бури и метает огненные шары. Я просто хочу, чтобы родители мной гордились, мне нужен уют дома и семьи. Я хочу печь пирожные там, где мне хорошо, где от меня ничего не ждут, и чтоб меня оставили в покое.

Чувства берут верх, и я даже не замечаю, что магия уже вспыхнула, пока пламя под кастрюлькой не становится ярко-синим. Вода быстро вскипает и переливается через край. Я отпрыгиваю, снимаю шоколад, тихо ругаюсь и пытаюсь взять конфорку под контроль.

Может быть, магия — это мое. В вагончике становится жарко, я стираю бисеринки пота предплечьем, испачканным — или не испачканным — шоколадом. Может, я сама себя обманываю, думая, что смогу найти себе другое занятие, в то время как магия — глубинная часть меня самой.

Но если магия — мое, то почему я не умею ее контролировать?

По крайней мере, уж с тортом я точно справлюсь. Когда шоколадная масса становится гладкой и блестящей, я отставляю ее остыть, чтобы взбитые с сахаром яйца в ней не сварились. С утра осталось немного кофе, и я добавляю его в смесь вместо воды и молока, чтобы придать глубины вкусу. По крайней мере, сейчас я знаю, что делаю. Это логично — я же занималась выпечкой с тех пор, как стала доставать до стола еще стоя на стульчике.

И тут что-то в моей голове как будто