Как всегда, в случаях, когда обстоятельства прижимали его к стене, Фуше сделал неожиданный ход: он сел в карету и поехал в Париж, чтобы лично объяснить все императору. Тот принял его на удивление приветливо. Лишь в самом конце аудиенции он как бы «случайно» вспомнил о письмах.

— Сир, — ответил Фуше, — у меня их нет. Я сжег их.

— Это неправда.

— Я должен был сделать это…

— Убирайтесь!

— Но, Сир, я…

— Убирайтесь, я вам говорю!

Теперь примирение было невозможно. Тот, кто посмел публично бросить вызов Наполеону, должен был подвергнуться публичному унижению.

На следующий день маршал Бертье передал Фуше письмо, такое суровое и резкое, какого, вероятно, Наполеону ни разу не приходилось писать своим министрам. Это было, как пинок ногой под зад:

«Господин герцог Отрантский, ваши услуги мне больше не угодны. В течение двадцати четырех часов вы обязаны выехать в свое поместье».

И никакого упоминания о назначении в Рим. Это было откровенное и грубое увольнение. И к тому же изгнание. Но бывший министр полиции нашел, что ответить Бертье. Он сказал: «Скажите ему, что я давно привык укладываться спать с головой на эшафоте. Мне известна степень его могущества, но я не страшусь его».

Фуше храбрился, но на душе у него было неспокойно. Процитированное письмо императора стало последней каплей: надо было начинать заботиться об эмиграции. Нервы герцога не выдержали, и он бросился раздобывать себе заграничный паспорт. В этом ему помог его бывший секретарь, а ныне генеральный комиссар лионской полиции Мэйошо. Из Лиона Фуше без остановок помчался в Италию. Он прекрасно понимал, что сейчас главное для него — это оказаться вне досягаемости Наполеона, там, куда не дотянется его карающая рука.

Но даже Италия казалась ему недостаточно надежной, и он нанял в Ливорно корабль, чтобы перебраться в Америку, в это надежное убежище всех несчастных друзей свободы. Но страшная морская болезнь не позволила ему это сделать. В своих «Мемуарах…» он с ужасом вспоминал об этом:

«Я почти лишился чувств, и чуть было не умер к моменту, когда меня доставили на берег».

«Одиссея» сорвалась. После этого загнанный в угол Фуше обратился к сестре Наполеона — Элизе, великой герцогине Тосканской. Она приняла его достаточно хорошо, но что она могла сделать…

Положение Фуше стало критическим: он почти обезумел от страха, повсюду ему мерещились тайные агенты Наполеона, которым приказано найти и убить его. Приехав во Флоренцию, он написал императору письмо, в котором признался, что скрыл у себя кое-какие документы. Ничего другого ему просто не оставалось. В обмен на эти документы он просил у Наполеона охранную грамоту для себя и для своей семьи.

Вскоре компромисс был достигнут. Наполеон получил свою переписку, а Фуше — столь желанные гарантии неприкосновенности. Позже эта компрометирующая императора переписка бесследно исчезла.

У Стефана Цвейга читаем:

«Кто-то, либо сам Наполеон, либо Наполеон III, окончательно уничтожил документы, которые могли не соответствовать канонизированному изображению Наполеона».

В начале сентября Фуше получил милостивое разрешение вернуться во Францию, в городок Экс, депутатом от которого он был в Сенате уже девять лет. Гроза стала постепенно рассеиваться, да и то лишь потому, что Фуше в данный момент потерпел полное поражение. Подчеркнем слова «в данный момент», ведь очень скоро он вновь появится на политической сцене и вновь начнет играть на ней одну из главных ролей.

* * *

25 сентября Фуше прибыл в Экс. Он выглядел бледным и безумно уставшим. Но там, в провинции, у него будет достаточно времени, чтобы привести свои нервы в порядок: те, кто хоть раз оказал сопротивление Наполеону, надолго становились свободным от всех общественных дел.

На три долгих года лишился Жозеф Фуше своего положения и должности. Началось его очередное изгнание.

В Эксе он жил в великолепном замке. Ему было 52 года. Он до конца познал огонь, воду и медные трубы, успехи и неудачи, вечную смену приливов и отливов бурного моря судьбы. Он вкусил милость власть имущих и отчаяние отверженного, он был любим и ненавидим, прославляем и изгоняем. Теперь он был просто герцогом, сенатором и миллионером. Он не зависел больше ни от кого и мог, наконец, отдохнуть. Он мог спокойно гулять по парку, наносить визиты местному дворянству, он был полностью избавлен от треплющего нервы общения с глупыми чиновниками и деспотом-императором.

Но насколько обманчив был его довольный вид? Не было ли все это лишь спектаклем, который деятельный Фуше разыгрывал перед императором? Вот что написал по этому поводу Фуше своих «Мемуарах…»:

«Въевшаяся в меня привычка знать все обо всем не покидала меня и мучила во время скучного и однообразного, хотя и приятного изгнания. С помощью верных друзей и надежных посланцев я организовал тайную переписку с Парижем, регулярно получая взаимно друг друга дополнявшие известия. Одним словом, я имел в Эксе свою частную полицию».

Этот неугомонный человек стал теперь заниматься ради интереса тем, чем ему теперь не дозволено было заниматься по службе. Ему хотелось хотя бы чужими глазами подглядывать в замочные скважины, чужими ушами подслушивать различные совещания, вынюхивая, не явится ли какая возможность вновь предложить свои услуги, вновь пролезть к большому игорному столу. И вскоре он уже по-прежнему знал все и обо всем.

Но Наполеон в нем не нуждался. Он стоял на вершине своего могущества. Он был покорителем Европы, зятем австрийского императора и, наконец-то, отцом ребенка, с рождения названного Римским королем. У него в данный момент все было благополучно, а благополучие балует людей, расслабляет их, порождает иллюзию, что так будет всегда.

То, что Фуше для Наполеона больше не существовал, подтверждает тот факт, что изгнаннику разрешили переехать поближе к Парижу, в его замок Феррьер, что в двух часах езды от столицы. Но Париж и Тюильри по-прежнему были для него закрыты.

Только один-единственный раз за эти два пустых года Фуше был приглашен в императорский дворец. Это было в январе 1812 года. Наполеон готовил войну против России, но все отговаривали его, и поэтому ему захотелось, чтобы всегда независимый в своих суждениях Фуше высказал свое мнение. Фуше, если верить ему самому, страстно предостерег император от этой безумной затеи. Но Наполеон уже давно был способен внимательно выслушивать лишь тех, кто поддерживал его собственное мнение, он нуждался лишь в рабском подтверждении своих слов.

Фуше холодно отослали обратно в его замок, в его праздное изгнание. Очень скоро все вспомнят о нем, ибо очень скоро его пророчества сбудутся, а в Париже произойдут события, которые никогда не случились бы, будь на посту министра полиции Жозеф Фуше.