желают пылиться в шкафу. Я инстинктивно встревожилась по поводу сутр Золотого Камня, оставшихся дома, у мамы. Я ими пренебрегала, а нужно было перед отъездом протереть обложку, сказать им, какие они чудесные… ну и так далее.

Я с болью поняла, что скучаю по сутрам; я скучала по маме, по дому, меня страшно тянуло туда, будто, вернувшись в Шоломанчу, я сразу забыла все ссоры и недоразумения – гораздо хуже было тоскливо бродить здесь и искать Ориона, чтобы его добить.

Выйдя из лабиринта библиотечных шкафов, мы отправились обратно по другой лестнице. Мы миновали аудиторию, где шли занятия по изучению злыдней: мы сами разгромили ее в минувшем году, чтобы разжиться материалами, и беспорядок с тех пор только увеличился – внешние стены исчезли. На другой стороне вместо нового этажа младшеклассников виднелась черная пустота, в которой висели остатки металлических конструкций. Несколько злыдней по-прежнему смотрели на нас со стен, но не ожили так, как оживали иногда на уроке; теперь это был просто рисунок.

Больше мы никого не видели.

– Чреворот в Лондоне бежал от тебя. Он понял, что ты можешь его убить, раньше, чем ты сама это поняла, – сказала Лизель, пока мы тащились обратно по лестнице к мастерским. – Терпение, наверное, прячется.

– Как может спрятаться чреворот размером с ангар? – спросила Аадхья.

– Чреворот – это жидкость. Он просто мог растечься под полом.

Мы все, невольно вздрогнув, посмотрели под ноги, даже Лизель.

– Школа разбита вдребезги, – Аадхья говорила таким тоном, словно пыталась себя убедить. – В половине помещений недостает стен и потолка. Мы бы его увидели.

Я в этом сомневалась; в конце концов, никто из нас до выпуска не видел Терпение, так ведь? В отсутствие других идей мы зашли в один из классов; Аадхья отвинтила ножки у старого металлического стула и превратила их в ломики. На ходу мы принялись приподнимать половицы и посылать под них светящийся шар. Это нас затормозило – мы не шли, а еле ползли. Если мы хотели произвести дотошный обыск, нужно было вернуться наверх и начать с библиотеки, но мы этого не сделали – точь-в-точь как человек, который понимает, что нужно отложить книгу и лечь спать, иначе утром проснешься разбитым, и все равно продолжает читать. В любом случае, мы вряд ли сумели бы как следует обыскать Шоломанчу. Школа вмещала пять тысяч человек. Целая армия злыдней могла годами прятаться от нас троих, не то что одно-единственное чудовище.

Но мы искали то, чего на самом деле не хотели найти. По правилам Шоломанчи мы должны были обрести искомое с легкостью. За первым же углом нас должно было ждать Терпение, с глазами Ориона на уровне моего лица. Отчасти поиски усложняла отчетливая уверенность в том, что я найду именно то, что ищу. Даже если Терпение прилагало массу сил, чтобы спрятаться от нас, должно было хватить минимальной настойчивости с нашей стороны. Но мы продолжали искать – и ничего не находили.

– Придется его позвать, – сказала я наконец, когда мы спустились по лестнице и вернулись в мастерские.

– Потрясающе, – выдохнула Аадхья. – Как можно призвать чреворота? Лучше уж поторговаться. Мироздание, дай мне корзину сомы, а взамен я готова встретиться с самым большим в мире чреворотом! Может, попробуем именно так?

– Все равно не получится, – яростно возразила Лизель и с лязгом отбросила ломик.

Мы обе замолчали и взглянули на нее.

– Терпения здесь нет! Будь он здесь, мы бы его уже нашли. Но его нет в школе.

– Так. То есть ты теперь хочешь сказать, что он выбрался. – Аадхья тоже отбросила лом и гневно взглянула на Лизель, уперев руки в бока.

– Нет! – воскликнула Лизель. – Если бы Терпение выбралось, вылезли бы и остальные. Но никто не вылез. Школа держится, а злыдней нет. Они держались сколько можно с помощью малии, а потом угасли и сгинули в пустоте. Они исчезли, и Терпение тоже.

Она произнесла это с агрессивной уверенностью человека, который пытается навязать свое мнение мирозданию; впрочем, я поняла, что в данном случае Лизель пытается навязать свое мнение мне. Она не верила, что все злыдни и Терпение тихонько сгинули в пустоте. Она просто решила, что, как ни досадно, с ними произошло что-то непонятное, а значит, искать Терпение без толку. Лизель не хотела, чтобы я произносила заклинание призыва, поскольку ее пугала мысль о том, какую плату я могу предложить за освобождение Ориона. И Лизель имела полное право беспокоиться. Я должна была предложить достаточно, чтобы отменить то, что случилось со школьными злыднями, и это, возможно, было хуже, чем вся орда чудовищ, вместе взятых.

– Я попытаюсь, – твердо сказала я, отвечая на невысказанные опасения Лизель. – Сначала мы вернемся к двери, и вы обе выйдете, а потом я попытаюсь.

– Не надо глупостей, – начала Лизель. – Послушай меня…

– Нет, извини, – перебила я, подразумевая «отвали».

Я зашагала по коридору, направляясь к спортзалу, где находилась еще одна техническая шахта, выходящая в выпускной зал. Я знала, что Терпения там не будет, но по пути продолжала ковырять половицы, а когда подошла к дверям спортзала, то и их осторожно отворила ножкой от стула – и не ошиблась: Терпения не было. Хотя одна половина школы отвалилась, а вторая грозила за ней последовать, артефакты в спортзале продолжали работать. Деревья стояли увешанные летними плодами, в воздухе висел до жути прекрасный аромат спелых персиков, меж камней журчал извилистый ручеек, протекая под очаровательным мостиком, переплетенные ветви, как на картине, обрамляли стоящую вдалеке пагоду.

И на ступеньках сидел Орион, глядя вдаль.

Я просто застыла на пороге. Вы, наверное, думаете, что я тешила себя, по крайней мере, одной фантазией – мечтала найти Ориона живым и невредимым и спасти его по-настоящему, – но нет. Шоломанча отучает верить в чудо. Мы получали только те чудеса, которые творили сами, – и за каждое платили вперед. Я вообще не надеялась на чудо.

Но когда я уже хотела заорать во все горло и броситься к нему, Лизель повисла на мне всей тяжестью – иначе бы она меня не удержала. Пока я пыталась вырваться, Аадхья уцепилась за меня с другой стороны и зажала мне рот, а Лизель прошипела:

– Это не он! Это ловушка!

Это действительно могла быть превосходная ловушка, и я угодила бы прямо в нее, но, прежде чем я успела стряхнуть их обеих, Орион повернулся и увидел нас. Он встал и зашагал к нам через персиковую рощу.

Лизель и Аадхья застыли неподвижно, как животные, понявшие, что от охотника не спастись. Я чувствовала страх в их прикосновении. И у себя в животе. Орион смотрел прямо на меня,