Была глубокая ночь, в замке все стихло. Снаружи шумел ветер. Нурамон смотрел в открытое окно на светлую ночь. Снег перестал сыпаться с неба. Свет луны отражался от белых шапок, придавая всему серебристое сияние. Скоро наступит утро, серебро превратится в золото. Более подходящего момента для отъезда Нурамон и представить себе не мог.

Вещи были собраны, все было готово. Эльф хотел уехать в ту же ночь. Взгляд его упал на доспехи и плащ, вновь висевшие на стойке. Они сослужили ему хорошую службу в мире людей. А теперь Нурамон был одет в ту одежду, в которой Нороэлль видела его в последний раз: простой костюм из мягкой кожи. Такое облачение мало поможет в бою, однако эльф сомневался, что ему понадобится экипировка для сражений. В конце концов, предстояло встретиться не с чудовищем, а убить мужчину, к тому же, вполне возможно, безоружного. В этой задаче не было ничего… благородного и блистательного. И он будет стыдиться этого всю жизнь.

Нурамон уставился на свой клинок. Королева действительно подарила ему меч Гаомее. Очевидно, она хотела, чтобы он выполнил ее поручение этим мечом. С тех пор, как он взял в руки легендарное оружие, на сталь, похоже, пало проклятие. Но он не станет отказываться от него из-за этого. Кто еще захочет носить оружие, после того как гарды касались пальцы неудачника?

В дверь постучали.

— Входи, — ответил Нурамон в надежде на то, что это пришел кто-то по поручению королевы, быть может, спутник, которого она выбрала для него и которого он мог обязать молчать.

Однако его надежды не оправдались.

В комнату вошли Мандред и Фародин. Лица у них были обеспокоенные.

— Хорошо, что ты не спишь, — сказал Фародин.

Он казался взволнованным.

Нурамон попытался напустить на себя безразличный вид. Он собирался любой ценой скрыть от своих товарищей позорное поручение королевы.

— Не могу уснуть.

Это была правда. Этой ночью он не сомкнул глаз.

Фародин кивнул головой на Мандреда.

— Мандред сказал, что ты говорил с королевой наедине. Значит, она приняла тебя.

— Так и есть.

— Я тоже пытался попасть к ней, хотел, чтобы она выслушала меня, однако с тех пор, как ты получил аудиенцию, она никого не принимает. Ходят странные слухи.

— Какие слухи? — спросил Нурамон, стараясь скрыть волнение.

— Кто-то говорит, что королева смягчила тебя, и ты принял приговор. Другие утверждают, что ты получил разрешение искать Нороэлль.

— Эмерелль не дала мне такого разрешения. Однако приговор ее я принял.

На лице Фародина читалось недоверие.

— Этого я не ожидал.

Наконец-то Фародин проявил чувства! Может быть, будет лучше вызвать его ненависть. Тогда Фародин предстанет перед Нороэлль с чистой совестью.

Мандред недоверчиво нахмурился. Похоже, человек понял, что Фародин неверно истолковал слова Нурамона.

— Как ты можешь сомневаться в Нороэлль? — разочарованно продолжал Фародин. — Любил ли ты ее?

Слова товарища были несправедливы, Нурамону стало больно.

— Я люблю ее больше, чем когда-либо. И поэтому мне так тяжко сознавать, что мы ничего больше не можем сделать. Мы не можем заставить королеву отпустить Нороэлль. — Нурамону трудно было скрывать правду.

Похоже, теперь недоверие пробудилось и в Фародине. Товарищ смотрел на него так, словно пытался прочесть в его душе.

— Парень врет, — сухо объявил Мандред.

— Плохой из него лжец, — добавил Фародин.

Мандред посмотрел на сумки на каменной скамье.

— Я подозреваю, что он хочет уйти искать свою возлюбленную без нас.

— Что сказала королева? — не отступал Фародин. — Ты просил ее об изгнании? Тебе дозволено пойти туда, где находится Нороэлль?

Нурамон опустился на скамью рядом с сумками.

— Нет. Я перепробовал все. Но королева не уступала. Она не захотела изгонять меня. Даже если бы мы окончательно расправились с девантаром, ничего бы не изменилось.

— И поэтому ты собрался искать Нороэлль в одиночку…

Нурамон долго смотрел на Фародина. Утаить свой план оказалось невозможно.

— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто… Просто собрать вещи, уйти и отыскать какой-нибудь способ помочь Нороэлль. — Он умолк. — Если я попрошу тебя дать мне уйти и не задавать вопросов, ты сделаешь это?

— Я кое-что должен тебе. Ты вырвал меня из объятий смерти… Однако мне кажется, судьба крепко связала нас. И помни, Нороэлль еще не сделала свой выбор. Поэтому нам предстоит искать ее вместе.

— Несколько часов назад я сказал бы то же самое, — разговор с Эмерелль изменил все.

— Что сказала королева? — снова спросил Фародин. — Неважно, на что ты согласился, я не стану презирать тебя. Говори же!

— Ладно. Так тому и быть, — сказал Нурамон и поднялся. — Она сказала, что есть возможность спасти Нороэлль. И я пообещал ей сделать все, что она потребует.

— Это было ошибкой, — сочувственно улыбнулся Фародин. — Неужели ты никогда ничему не научишься?

— Ты ведь знаешь меня, Фародин. И знаешь, как легко толкнуть меня на необдуманные поступки. Эмерелль тоже в курсе…

Мандред снова вмешался в разговор.

— И что она от тебя потребовала? — Нурамон отвел взгляд от лица сына человеческого. Из них троих он заплатил самую высокую цену.

— Так чего же она от тебя хочет? — продолжал настаивать Фародин.

Нурамон медлил с ответом, ведь он знал, что как только скажет своему спутнику правду, в жизни его тоже не будет счастья.

— Говори, Нурамон!

— Ты уверен, что хочешь это услышать, Фародин? Иногда лучше не знать правду. Если я скажу, все станет иначе. Если я промолчу, ты еще сможешь быть счастливым… Прошу тебя! Отпусти меня, не настаивай на ответе и не иди за мной! Пожалуйста!

— Нет, Нурамон. Что бы это ни была за ноша, мы должны нести ее вместе.

Нурамон вздохнул.

— Ты сам этого хотел. — Тысячи мыслей пронеслись в его голове. Может быть, ему не достает силы совершить это кровавое злодеяние в одиночку? Может быть, втайне он все же надеялся, что разделит эту вину с Фародином, и поэтому сдался? Верно ли было принимать такое решение самостоятельно? Имеет ли право Фародин знать, чего потребовала королева? — Я отправляюсь на поиски сына Нороэлль, чтобы убить его, — тихо произнес Нурамон.

Фародин и Мандред смотрели на него так, словно ожидали услышать что-то еще.

— Позвольте мне уйти одному! Слышишь, Фародин! Жди здесь, когда вернется Нороэлль. — Он знал, что случится… Возврата не было!