— Иди к троллю! По поступку твоему стану судить я тебя.

Альфадас отважился спуститься в пещеру к троллю. И нашел его стоящим у наковальни. Тролль увидел его и поднял свой молот. Тогда пригрозил ему Альфадас своим мечом и сказал:

— Часть меня видит в тебе врага и говорит: убей его! А другая видит пред собой кузнеца. Решай, кем ты хочешь быть!

Тролль выбрал быть для человека врагом и напал на него. Однако Альфадас увернулся от тяжелого удара молота и дал нападающему отведать своего меча. И сдался тролль и сказал:

— Зовут меня Глекрел, и если ты пощадишь мою жизнь, то я одарю тебя по-королевски.

Альфадас не поверил троллю. Однако когда тот достал эльфийские доспехи и подарил ему, Альфадас снял свое облачение, чтобы надеть новое. Однако прежде чем юноша успел застегнуть последний ремешок, тролль атаковал его. И молодой витязь так разозлился, что отрубил троллю ногу. А эльфийский доспех забрал с собой и пошел своей дорогой. И поныне владеет король этим доспехом, напоминающим о прежних днях. Даже тролли знают о том, что произошло с Глекрелом, ибо он выжил и поведал о том, как разделался с ним сын Мандреда.

На следующее утро Альфадас вернулся к своим товарищам. И когда Мандред увидел сына, то преисполнился гордости за то, что является его отцом. Ибо теперь Альфадас выглядел как настоящий король.

Затем друзья пересекли земли на юге и наткнулись на широкое море и могущественные королевства. Они совершили великие деяния, и имена их до сих пор у всех на устах. Однажды они отразили нападение отряда из сотни воинов, которые пришли из Ангноса. Кроме того, они освободили крепость Рилейса от призраков. Во множестве поединков Альфадас проявил себя как умелый воин, достойный сражаться рядом с Фаредредом и Нуредредом. Так прошло еще два года, с тех пор как Мандред и Альфадас по дружбе последовали за эльфийскими принцами в город Анисканс. Там принцы собирались искать подкидыша…

По рассказу скальда Кетила,

том 2 храмовой библиотеки Фирнстайна, с. 42

Три года прошло с тех пор, как отряд покинул Альвенмарк, и тем не менее каждый день приносил Нурамону что-то новое в мире людей. Особенно интересны ему были языки, и он выучил многие из них. При этом эльфа удивляло то, насколько трудно даются эти языки Мандреду. Альфадас, которого фьордландец постоянно называл Олейфом и которому это человеческое имя было чуждо, тоже испытывал трудности с языками. Юноша вырос среди эльфов, но похоже, памяти это не прибавляло. Странные существа эти люди!

До сих пор поиски сына Нороэлль успехом не увенчались. Отряд пересек широкие леса Друсны, проехал через разоренное войной королевство Ангнос, несколько месяцев вел поиски на разрозненных Эгильских островах и наконец прибыл в королевство Фаргон. То была зеленая плодородная страна, край, который жаждал быть покоренным людьми, как все время повторял Мандред. В последние годы сюда стекалось много беженцев из Ангноса, и они принесли с собой свою веру. Те немногие люди, которые жили в этих местах на протяжении многих поколений, встречали чужаков с любопытством, другие видели в них угрозу.

Товарищи прошли по многим следам. Единственное, на что надеялись эльфы: сын девантара обладает магическими силами. Если он воспользуется этим даром, то будет заметен. О нем станут говорить. И они прислушивались к каждой истории о волшебстве или чуде, которую рассказывали люди. До сих пор каждый раз все оказывалось напрасно.

Эльфы и Альфадас проявили себя как выносливые охотники, но Мандред с каждым годом все больше проявлял нетерпение. Он часто напивался, словно хотел забыть о том, что жизнь человеческая может оказаться слишком короткой для поисков отпрыска демона.

Нурамона удивляло то, что Альфадас, в отличие от своего отца, подобно эльфам, сохранял спокойствие. Даже уроки Мандреда он выносил с терпением, граничащим с самопожертвованием. Казалось, Альфадас унаследовал очень мало от отца; быть может, кроме упрямства, поскольку даже спустя три года отказывался признать секиру королевой холодного оружия, что, очевидно, доставляло немалое удовольствие Олловейну, мастеру меча.

Пришла новая весна, они спустились с гор, чтобы двинуться по следу, который вел их в город Анисканс. Номья, Йильвина и Альфадас давным-давно стали добрыми друзьями и иногда заставляли забыть о серьезности, необходимой в их поисках. Гельвуун оставался нелюдим, почти никогда не открывал рта. Фародин однажды заявил, что тролли выбили Гельвууну все зубы и поэтому он не хочет демонстрировать пустой рот. Нурамон так и не понял, серьезно ли говорил товарищ, или же это всего лишь шутка.

Олловейн был единственным из всего отряда, кто никогда не забывал о возложенном на них обязательстве. Он всегда настаивал на том, чтобы не задерживаться в одном месте и скорее двигаться дальше, если очередной след вел в никуда.

Фародин же в свою очередь отделялся от отряда при любой возможности. Он всегда вызывался добровольцем, чтобы разведать дорогу. Нурамону иногда казалось, что Фародин не ищет ребенка, а втайне охотится на что-то другое. Может быть, он пытался замедлить продвижение отряда, чтобы им не пришлось убивать сына Нороэлль.

Мандред ехал рядом с Нурамоном; они вместе вели маленький отряд, спускаясь между холмов. Сын человеческий, дружбу которого Нурамон принял в ледяной пещере, часто развлекал его словами и поступками, и иногда эльфу даже удавалось забыть о том, зачем они отправились в путь. И пускай после минут радости иногда следовали мысли о том, что цель их отмечает начало времен, преисполненных мук, но Нурамон все же радовался тому, что Мандред умеет веселить.

— Помнишь, как мы встретились с теми разбойниками? — с ухмылкой спросил Мандред.

Сын человеческий воспринимал время иначе, чем эльф. Проходил год, и он уже начинал предаваться воспоминаниям. Но вот что странно — ощущение, что отряд многое пережил и потратил много времени, передавалось и Нурамону…

— Каких разбойников ты имеешь в виду? — Они встречались не с одной шайкой. И большинство из них бежали прочь, только завидев отряд.

— Первых, с которыми мы повстречались. Тех, которые по-настоящему защищались.

— Помню.

Как он мог забыть мародеров из Ангноса! Он и другие эльфы носили капюшоны, и на первый взгляд в них нельзя было распознать детей альвов. И разбойники поплатились за это. По глупости они не захотели сдаваться, потому что решили, что превосходят отряд числом. И этот болезненный опыт научил их различать разницу между силой и количеством.

— Вот это было сражение! — Мандред огляделся. — Хотелось бы мне, чтобы здесь нас поджидало несколько грабителей.

Нурамон промолчал. Это желание Мандреда могло означать только одно: сегодня вечером Альфадасу опять придется готовиться к упражнениям. Мандред не переставал надеяться воодушевить сына сражением при помощи секиры. Но Альфадас раз за разом доказывал отцу, что способен тягаться с ним на равных и с мечом. Мандред бывал повержен сыном, и Нурамон никогда не мог разобраться в чувствах ярла. Гордится тот или обижается? Иногда эльф-целитель подозревал, что Мандред тайком поддается во время тренировок, из опасения, что может ранить Альфадаса.